2.4 "Интерперсональная теория психиатрии" Г.С. Салливана

Еще один представитель неофрейдизма - Гарри Салливан (1892-1949) - психиатр-практик, преподаватель и редактор журнала "Психиатрия", автор концепции межличностной психиатрии.

Г.С. Салливан обратил основное внимание на межличностные отношения, связывая неврозы с нарушениями в процессах коммуникации, а не с фиксациями либидо в раннем детстве. Он развил идеи о решающей роли межличностных отношений для понимания причин возникновения особенностей личности (при этом, однако, последние трактуются как пассивные социальные проекции тех или иных воздействий на личность) и психологических расстройств.

Число типов личности у человека соответствует количеству его межличностных ситуаций. Будучи уверен, что в любом обществе духовный мир человека заполнен иллюзорными престижными ценностями, Салливен приходит к отрицанию индивидуальности личности, которая рассматривается им как совокупность социальных масок. Социальные отношения сводятся в основном к межличностным связям.

Свою теорию Салливен назвал "интерперсональной теорией психиатрии". В ее основе лежат три принципа, заимствованные из биологии:

· принцип коммунального (общественного) существования;

· принцип функциональной активности;

· принцип организации.

При этом Салливен модифицирует и соединяет в своей концепции два наиболее распространенных в США психологических направления - психоанализ и бихевиоризм.

Личность человека, по Салливену, является не врожденным качеством, но формируется в процессе общения младенца с окружающими, т.е. "личность - это модель повторяющихся межличностных, интерперсональных отношений". В своем развитии ребенок проходит несколько этапов - от младенчества до юношества, причем на каждом этапе формируется определенная модель. В детстве эта модель формируется на основе совместных со сверстниками игр, в предъюношестве - на основе общения с представителями другого пола и т.д. Хотя ребенок не рождается с определенными социальными чувствами, они формируются у него в первые дни жизни, их развитие связано со стремлением человека к разрядке напряжения, создаваемого его потребностями.

Салливен считал, что потребность и создает напряженность, и формирует способы ее преодоления динамизмы, которые являются не только моделями энергетических трансформаций, но и своеобразным способом накопления опыта, знаний, необходимых для удовлетворения потребностей, для адаптации. При этом существуют более и менее важные для жизни динамизмы, которые удовлетворяют разные по степени важности потребности.

Главными, ведущими для всех людей потребностями Салливен считал потребность в нежности и потребность в избежании тревоги. Однако возможности их удовлетворения разные, так как для реализации потребности в ласке существуют определенные динамизмы, помогающие ребенку получать ее от близких. Источники же тревоги настолько многообразны и непредсказуемы, что нельзя полностью исключить возможность неприятных, вызывающих беспокойство событий из жизни чело века. Таким образом, эта потребность в избегании тревоги становится ведущей для личности и определяет формирование "Я-системы", лежащей в ее основе.

Говоря о "Я-системе", Салливен выделяет три ее структуры - хорошее Я, плохое Я и не-Я. Стремление к персонификации себя как хорошего Я и избегание мнений о себе как о плохом Я, являются наиболее важными для личности, так как мнение о себе как о плохом является источником постоянной тревоги.

Для защиты своей положительной персонификации человек формирует специальный механизм, который Салливен назвал избирательным вниманием. Этот механизм отсеивает все раздражители, которые могут принести тревогу, изменить мнение человека о себе. Так как основные причины тревоги кроются в общении с другими людьми, то избирательное внимание регулирует не только собственную персонификацию, но и образы других людей.

Исходя из идеи о приоритетном влиянии общения на развитие личности, Салливен, естественно, уделял большое внимание изучению характера общения, формированию образов окружающих. Ему принадлежит основополагающее для социальной психологии изучение роли стереотипов в восприятии людьми друг друга, исследование формирования контролирующих моделей, которые оптимизируют процесс общения.

Хотя Салливен разделял мнение психоаналитиков о бессознательном характере основных потребностей (в частности, потребностей в нежности и избегании тревоги), однако он оспаривал мнение об их врожденном характере, как и о врожденности агрессивного инстинкта. Он считал, что и агрессия, и беспокойство с неизбежностью развиваются у ребенка уже в первые дни его жизни. Он заражается беспокойством от матери, которая волнуется, хорошо ли ему, сыт ли он, здоров ли. В дальнейшем появляются уже собственные причины для беспокойства, стимулирующие развитие избирательного внимания.

Теория Салливена явилась одной из первых попыток соединить различные подходы к пониманию закономерностей развития личности. Успешность этого опыта привела к стремлению современных психологов заимствовать наиболее значимые взгляды и открытия из разных психологических школ, расширяя рамки традиционных направлений. Работы Салливена оказали большое влияние не только на психологию личности, но и на социальную психологию, положив начало многочисленным исследованиям особенностей восприятия при общении людей.

История психиатрии

История психиатрии

Клиническое направление психиатрии имеет свои истоки в глубокой древности. Описание помешательства можно встретить в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера, эпосах «Махабхарата», также в священных текстах Библии, Корана и Талмуда...

История психиатрии

Биологическое направление психиатрии основано на исследованиях связи между физиологией и биохимией мозга, генетикой с основными психическими расстройствами. G.Moreu de Tour в 1845 году обнаружил между интенсивностью стимула и сенсорной реакцией...

История психиатрии

История психоаналитического направления связана с именем S. Freud (1856-1939), который ввёл психионалитический метод лечения психических расстройств...

История психиатрии

В развитии научной и практической психиатрии в России во второй половине XIX века важную роль сыграло открытие кафедр психиатрии, первая из которых была организована в 1857 году при Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии...

Психиатрия - это разновидность преобразовательной психологии, основным вопросом которой является вопрос о психической норме и патологии . Для психиатрии, рефлектирующей самое себя, - а только такая психиатрия является зрелой...

Концепция современного человека в психиатрии

Теория межличностных отношений известна также под названием социальной психиатрии. Ее автора - Салливана - некоторые ученые относят к неофрейдистам, т. к. его позиция близка идеям Хорни, Фромма...

Множественная личность

Уильям Стэнли Миллиган (14 февраля 1955, Майами-Бич) - один из наиболее известных людей с диагнозом "множественная личность" в истории психиатрии. В конце 1970-х годов проходил по получившему широкую известность судебному делу в штате Огайо, США...

Современное представление о невменяемости имеет свою историю, которая отражает различные подходы к решению данного вопроса. Отечественные психиатры всегда считали...

Общетеоретические и организационные вопросы судебной психиатрии

Одним из важных элементов правового статуса граждан является их дееспособность (психическая способность лица своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их)...

Проблема наркомании

Наркология - является одной из областей психиатрии и пользуется теми же методами и средствами диагностики и лечения, что и психиатрия. Психоактивное вещество (ПАВ) - любое химическое вещество...

Проблематика основных психологических синдромов

Эффект плацебо широко используется в психиатрии. Первая причина этого в том, что мозг человека посредством самовнушения легче корректирует свою собственную работу, чем работу других органов...

Психодрама как метод терапии

Группа, согласно Морено, представляет собой открытую систему, то есть живой, постоянно изменяющийся организм. Чтобы понять, что в данный момент происходит в группе, Морено придумал измерительный инструмент - социометрию...

Современные теории личности

http://gestalt.dn.ua

Салливан Г.С.

Интерперсональная теория психиатрии

пер. с англ. СПб., 1999. 347 с.

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

ИНТЕРПЕРСОНАЛЬНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ ГАРРИ САЛЛИВАНА
Введение
Возникновение интерперсонального психоанализа обычно датируется началом 20-х годов XX века, когда американский психоаналитик Гарри Салливан впервые занялся лечением пациентов, страдавших шизофренией.
Гарри Стэк Салливан (21.02.1892-14.01.1949) вырос в провинциальном городке на севере штата Нью-Йорк. Он изучал медицину в Чикаго, а затем работал в госпитале Сент-Элизабет в Вашингтоне (округ Колумбия) - одном из ведущих центров американской психиатрии того времени. В 1923 году он прошел курс дидактического анализа у Клары Томпсон (1893- 1958), которая в свою очередь, хотя и позднее (1931-1933), была одной из последних анализанток Шандора. Ференца. (1873-1933). В 40-х Гарри Сал-ливан, Клара Томпсон, Карен Хорни (1885-1952) и Эрих Фромм (1900- 1980) составили группу американских реформаторов психоанализа.
На протяжении двадцати пяти последних лет жизни деятельность Салливана была связана с Американской Психоаналитической Ассоциацией (АПА), членом которой он стал в 1924 году, и уже в 1929- был избран в ее Исполнительный совет. В 1932 году он становится одним из организаторов Вашингтонско-Балтиморского Психоаналитического Общества, действующего в качестве филиала АПА, реорганизованной в федерацию американских психоаналитических обществ. Через год (в 1933) он выдвигает идею создания психоаналитической секции в Американской Психиатрической Ассоциации, что вызвало крайне отрицательную реакцию ортодоксальных психиатров, хотя в США в этот период (в отличие от Европы) не было столь резкого водораздела между психоанализом и академической психиатрией. В последние годы жизни Салливан потерял интерес к организационной деятельности, сосредоточив свое внимание на деятельности организованного им Вашингтонского Психоаналитического Института, проблеме психического здоровья и издании основанного им журнала.
Психоанализ и шизофрения
Несмотря на то что уже к середине 20-х психоаналитики были достаточно широко представлены в американской психиатрической практике,

в теоретических подходах к шизофрении все еще традиционно доминировали взгляды немецкого психиатра Эмиля Крепелина (1856-1926), который вслед за бельгийским психиатром Морелем (1809-1873) определял это заболевание как (). Одной из наиболее характерных особенностей этой формы психопатологии является то, что у больного как бы обычные каналы общения с окружающими, и наряду с тем или иным дефектом мыслительных функций он замыкается в своем собственном мире. В последующем характерную для шизофрении утрату связи с реальностью отмечали многие авторы. Согласно Крепелину, шизофрения представляет собой неуклонно прогрессирующее нейрофизиологическое расстройство, которое со временем приводит к полной невменяемости. Однако позднее Э. Блей-лер (1857-1939), которому мы и обязаны современным термином, показал, что - в строгом смысле - это заболевание не является ни, ни, поскольку может начинаться и в зрелые годы и совсем не обязательно завершается деменцией. Основным Блейлер считал специфическое расщепление психических процессов и утрату функциональной связи между мышлением, эмоциями и поведением, дополняемые склонностью к погружению в мир личных переживаний и фантазий (-аутизму) и одновременному проявлению противоречивых чувств, например, любви и ненависти (-амбивалентности) или, наоборот, эмоциональной тупости.
Обследовав в течение 1924-1931 гг. более 250 молодых мужчин, страдавших шизофренией, в 1931 году Салливан сделал вывод, что данная концепция заметно расходится с его собственными наблюдениями за пациентами, которые в ряде случаев проявляли крайнюю чувствительность и активно реагировали на поведение окружающих, хотя эти реакции зачастую носили косвенный или скрытый (невербальный) характер. Еще более сенсационным было его сообщение о том, что в процессе психоаналитической терапии у 61% пациентов он наблюдал. Позднее аналогичные данные получил другой известный психоаналитик - Франц Александер (1891-1964), отмечая, что. Надо отметить, что до настоящего времени большинством специалистов эти выводы Салливана воспринимаются с определенным скепсисом, хотя применение психоанализа при шизофрении становится все более обычным явлением. Должен сказать, что я не разделяю скепсиса большинства коллег, поскольку уже на протяжении ряда лет веду таких пациентов. Их количество не позволяет мне делать каких-либо обобщающих выводов, но я доволен своей работой.
Нужно отметить, что Салливан проводил преимущественно стационарную терапию больных шизофренией, при этом он считал важным принцип пациентов в палате - по критериям пола, возраста и психической проблемы. Большинство современников отмечали особый талант Салливана в установлении контакта и понимании мышления психотиков, а также его терпеливость, способность к сопереживанию и наблюдательность. Последние качества, безусловно, достойны подражания, но я не разделяю идей стационара (за исключением случаев, ког-Предисловие к русскому изданию
да пациент представляет угрозу для самого себя или других), также как и принцип. Мой опыт показывает, что сохранение пациента в здоровой среде - более адекватный путь к успеху терапии и формированию паттернов более эффективной социальной адаптации.
Межличностный контекст
На основании своих клинических наблюдений, Салливан постепенно пришел к убеждению, что для понимания психопатологии недостаточно сосредоточить все внимание на самом индивиде (как это предполагалось в получавшем все большее распространение персоноцентрическом подходе, пришедшем на смену нозоцентрическому). Через некоторое время он делает ряд революционных для того периода развития психиатрии и психотерапии выводов, в частности: люди неотделимы от своего окружения; личность формируется только в рамках межличностного общения; личность и характер находятся не человека, а проявляются только в отношениях с другими людьми, при этом - с разными людьми по-разному. Далее Салливан конкретизирует, что, а сама личность - это.
В целом, это было новым подходом к исследованию личности, к психопатологии и психоанализу. Особо следует отметить, что Салливан отказался от доминировавшей ранее в психоанализе концепции, апеллировавшей преимущественно к внутренним душевным переживаниям индивида, так как эта концепция игнорировала предшествующие и актуальные отношения и, таким образом, заведомо рассматривала объект исследования вне соответствующих ему исторического и социального контекстов.
Тогда же Салливан приходит к выводу, что человеческое поведение и мышление вряд ли заключено индивида, и скорее генерируется в процессе межличностного общения с другими индивидами. Личность формируется не вообще, а с учетом исходной специфики ее в межличностном общении (прежде всего - общении с родителями), поэтому в процессе сколько-нибудь серьезного исследования любого пациента нельзя не учитывать историю и специфику его межличностных контактов.
Хотя Салливан начинал с исследования людей, страдающих шизофренией, он постепенно пришел к убеждению, что и более легкие формы психопатологии также могут являться от межличностного контекста, и поэтому попытки разобраться в них, игнорируя это обстоятельство, обречены на неуспех.
Страх и потребность в слиянии
Исследуя межличностные процессы, Салливан выдвинул гипотезу, что решающим фактором в формировании отношений и чувств индивида является страх. В частности, он высказал предположение, что некоторые симптомы, на первый взгляд кажущиеся весьма значимыми, на самом
Предисловие к русскому изданию
деле лишь помогают пациенту отвлечься от страха или являются его индивидуальным способом управления чувством страха.
В последующем Салливан разработал теорию, согласно которой страх является основным патологическим фактором в процессе формирования страдающей личности и регуляции специфических видов ее общения с окружающими.
Согласно Салливану, психологическое состояние новорожденного всегда балансирует между относительным комфортом и напряжением, связанным с удовлетворением его потребностей. При этом состояния напряжения, периодически возникающие у новорожденного, не представляют собой серьезной проблемы до тех пор, пока младенец ощущает присутствие человека, более или менее адекватно заботящегося о нем. Таким образом, младенец нуждается в заботе не вообще, а в заботе, соответствующей его потребностям: в пище, тепле, безопасности, в игре и поощрении; то есть, он нуждается в соответствующей ответной реакции, способствующей снижению напряжения, и именно - со стороны человека, заботящегося о нем.
Салливан называет данные потребности стремлением к слиянию, поскольку применительно к ребенку они, по существу, рассчитаны на взаимное удовлетворение обеих сторон и телесный контакт. Самым первым и самым ярким примером такой реализации стремления к слиянию является кормление грудью: младенец голоден и нуждается в пище; грудь наполнена молоком и нуждается в опорожнении. Мать и младенец сливаются в обоюдном акте, приносящем удовлетворение обеим сторонам. Уже здесь присутствуют элементы более поздней психоаналитической концепции.
Салливан полагал, что подобные потребности в удовлетворении подталкивают индивида к общению с окружающими не только в младенчестве, но и в течение всей жизни. Разнообразные потребности взрослого человека всегда направлены на стимуляцию соответствующих ответных потребностей окружающих. И при наличии достаточного терпения и толерантности самые разные эмоциональные, физические, сексуальные и эмоциональные потребности могут удовлетворяться в рамках взаимовыгодных отношений с другими людьми. К этой же категории можно отнести отношения гомосексуалов, садистически и мазохисти-чески ориентированных супругов и другие - нередко кажущиеся необычными - варианты взаимовыгодных отношений.
Боязнь и страх
Салливан дифференцировал понятия, вынесенные в подзаголовок. Например, растущее чувство голода или иное напряжение, на которое не реагируют адекватной заботой, вызывают у ребенка боязнь. При этом боязнь реализуется как стремление к слиянию и выражается в плаче и криках, призванных привлечь внимание человека, заботящегося о ребенке, добиться необходимого ему варианта общения, которое успокоит младенца, решит его проблемы. В отличие от боязни страх не имеет конкретного адресата и внутренних причин и - таким образом - не является реакцией на растущее напряжение. Страх, по Салливану, провоцируют окружающие.
Предисловие к русскому изданию
Известно, что чувства заразительны. Напуганный человек пугает других людей; сексуально возбужденный вызывает у окружающих аналогичные ощущения и т. д. Салливан полагал, что младенец отличается особенной отзывчивостью к чувствам и состоянию других людей. Более того - его собственное психологическое состояние во многом определяется настроением значимых для него окружающих. Салливан назвал процесс воздействия психологического состояния взрослого на младенца, о котором этот взрослый заботится, эмпатической связью.
Если человек, заботящийся о ребенке, чувствует себя спокойно и уверенно, состояние младенца балансирует между эйфорическим покоем и временным напряжением, обусловленным возникающими потребностями, которые более или менее адекватно удовлетворяются. Однако если у человека, заботящегося о ребенке, возникает страх, то это переживается последним как необъяснимое напряжение, причины которого неизвестны, необъяснимы и - следовательно - не могут быть удовлетворены (ни заботой, ни кормлением и т. д.). В отличие от потребности в удовлетворении, напряжение, вызванное страхом, не может быть интерпретировано как стремление к слиянию, поскольку потенциальный гарант безопасности и является источником появления страха.
Например, человек (чаще - мать), заботящийся о ребенке, может волноваться по поводу обстоятельств, не имеющих никакого отношения к ребенку. Младенец воспринимает страх и ощущает его как напряжение, требующее разрядки. Он плачет, реагируя на напряжение привычным образом, и таким образом, казалось бы, моделирует разнообразные потребности в удовлетворении. Взрослый человек приближается к ребенку, надеясь его успокоить. Однако, приближаясь к ребенку, он тем самым приближает к нему источник страха. Скорее всего в данной ситуации взрослый человек начинает испытывать даже больший страх, поскольку его тревожит состояние ребенка. Чем ближе к ребенку подобный человек, тем больший страх охватывает ребенка. Если взрослый человек, заботящийся о младенце, не находит способа избавить себя и ребенка от страха, ребенок будет чувствовать, что напряжение растет словно снежный ком, без всякой надежды на разрядку.
Согласно Салливану, при длительном воздействии такого страха он может приобретать черты кошмара. При этом страх не только оказывает уже упомянутое фрустрирующее влияние, но провоцирует неосознанное стремление к избеганию и разъединению, искажая потребности ребенка в удовлетворении (например, в форме отказа от груди). Испуганный младенец не может нормально питаться, спать и успокаиваться в присутствии продуцирующего страх родителя. В зрелом возрасте этот страх препятствует нормальному мышлению, общению, обучению, сексуальной жизни, эмоциональной близости и т. д. Салливан полагал, что страх разъединяет некие звенья в цепи комплексного развития, вносит дисгармонию во взаимную межличностную и социальную регуляцию.
10
Предисловие к русскому изданию Хорошая и плохая мать
Страх заметно отличается от иных состояний, поэтому Салливан считал, что первоначально ребенок разделяет мир не на свет и тьму, отца и мать, а на состояние страха и его отсутствия. Коль скоро человек, заботящийся о ребенке, является первым источником его страха, Салливан именует первое состояние переживанием (состояние отсутствия страха), а второе переживанием (состояние страха). Таким образом, термином могут характеризоваться переживания ребенка не только в отношениях с биологической матерью, но и с самыми разными людьми, внушающими страх (включая аналитика). Переживания, связанные с общением с людьми, которые не внушали ребенку страх (и следовательно, могли адекватно и эффективно реагировать на его потребности в удовлетворении) обобщаются понятием. Очень важно подчеркнуть, что, если один и тот же человек то вызывает страх, то внушает чувство безопасности, ребенок, по существу, воспринимает это лицо как двух разных людей. Этот вывод Сал-ливана мне представляется чрезвычайно важным, так как уже здесь мы можем задуматься об истоках будущей амбивалентности.
Характерно, что тревожная мать, даже в условиях сверхопеки младенца, персонифицируется как, ибо постоянно провоцирует тревогу. В более широком смысле , по Салливану, персонификация - это индивидуально обусловленный образ восприятия самого себя или другого, формирующийся на основе удовлетворения потребностей.
Управление матерью
Салливан выдвинул предположение, что первоначально младенец переживает свое психическое состояние пассивно и не может регулировать влияние или. Однако постепенно младенец учится контролировать свое состояние. Он замечает, что способен заранее определять приближение и. Выражение лица, интонация голоса и многое другое служат для ребенка лакмусовой бумажкой, позволяющей ему точно определить, способен человек, в руках которого он находится, адекватно удовлетворить его потребности или же младенец отдан на милость человека, готового ввергнуть его в пучину бесконечного стресса.
Второй решающий этап в развитии ребенка - понимание того, что состояние или может зависеть от него. Младенец с удивлением обнаруживает, что одни его формы поведения вызывают страх у людей, заботящихся о нем, тогда как другие успокаивают их и вызывают у них одобрительную реакцию. Разумеется, в данной формулировке описание постепенного развития этого процесса выглядит недостаточно убедительно. Однако следует отметить, что Сал-ливан придавал ему очень важное значение и рассматривал его как поступательное формирование взаимосвязей.
Представляет интерес и особая точка зрения Салливана на эдипов комплекс. Он считал, что отношение фамильярности, которое демонст-Предисловие к русскому изданию
рирует родитель одного с ребенком пола, вызывает у последнего чувство раздражения. Родитель же противоположного пола обращается с генитальной сферой ребенка с большей предусмотрительностью (). В результате это отношение порождает большую привязанность ребенка к родителю противоположного пола.
,
Некоторые действия ребенка (например, его прикосновение к гениталиям) традиционно вызывают страх у взрослых и их ограничительные действия. Ребенок воспринимает этот страх и, соответственно, связывает его с прикосновением к гениталиям. Иное поведение ребенка (например, улыбка) успокаивает взрослых и вызывает у них одобрительную реакцию. Эта реакция также доступна ребенку, и в дальнейшем он связывает спокойствие с удовлетворенностью как собой, так и окружающими. Таким образом, по мнению Салливана, происходит разграничение различных аспектов (знаков) переживаний ребенка. Поведение, вызывающее одобрение (и тем самым, благодаря эмпатической связи, успокаивающее младенца), обобщается позитивным знаменателем (), а поведение, вызывающее страх у взрослых (и тем самым пугающее самого ребенка), обобщается негативным знаменателем ().
Действия ребенка, индуцирующие появление страха у взрослого, заботящегося о нем (и тем самым, посредством эмпатической связи, вызывающие аналогичный страх у ребенка), могут быть весьма разнообразны. Салливан полагал, что хронический страх крайне разрушительно влияет на психику и вызывает эпизодическую амнезию, стирая из памяти переживания, непосредственно предшествовавшие ощущению страха. По Салливану, свои действия, вызывающие ярко выраженный негативизм у взрослых, ребенок не ассоциирует с собой, а связывает с ощущением, которое описывается понятием, то есть с состоянием диссоциации, при котором ребенок и позднее взрослый человек теряют ощущение самоидентификации. Эта эпизодическая амнезия и нарушения идентификации хорошо известны нам из практики.
Диссоциация, по Салливану, представляет собой крайнюю форму избирательности внимания, когда ребенок вообще отказывается осознавать или признавать что-либо, в результате диссоциированный материал остается вне сознания, и воспоминание о таком опыте обычно невозможно.
Система личности
Последним и решающим этапом в развитии у ребенка способности регулировать собственные переживания является осознание того, что младенец может самостоятельно, посредством определенных действий, увеличивать вероятность проявления особенностей и снижать вероятность проявления. Достигнув определенного уровня развития, система личности позволяет осознать отличительные признаки и не допускать активизацию ощущения Предисловие к русскому изданию
Я>. При этом, с одной стороны, формирующаяся у ребенка система личности призвана устранить поведение, вызывающее страх у людей, заботящихся о ребенке (и тем самым исключить возможность появления страха у него самого), а, с другой стороны, эта система направлена на стимуляцию поведения, не вызывающего страх у этих (опекающих) людей, и тем самым - на снижение вероятности собственных страхов.
Постепенно развитие системы личности приводит к тому, что ребенок занимает адекватную нишу в межличностных отношениях, что позволяет ему гибко взаимодействовать со значимыми для него взрослыми. Исходно широкий спектр потенциальных возможностей поведения ребенка при этом неуклонно сужается, и вскоре он становится сыном или дочерью вполне определенных матери и отца. Образно говоря, черты личности ребенка оттачиваются с помощью родительского страха.
Однако, по мнению Салливана, в подростковом возрасте развитие активизируется в связи с настойчивой потребностью в совершенно новых контактах с окружающими (в связи с новой потребностью в удовлетворении). Речь идет о том, что потребность во взаимовыгодных отношениях в 4-5 летнем возрасте уступает место необходимости поддерживать связь с другими взрослыми людьми, иметь близкого человека, - в подростковом возрасте - и получать сексуальное и эмоциональное удовлетворение в юности. Всякий раз, когда новая потребность заявляет о себе, давление прежней (ранней) системы ослабляется, предоставляя возможности для нового, непатологического сближения. При этом стремление к новым межличностным отношениям, построенным на более совершенных принципах, может быть сильнее прежних страхов и реализоваться путем их преодоления. Особенно часто нам приходится наблюдать такие (более или менее болезненные) варианты преодоления в построении новых отношений, так или иначе связанных с родительским запретом на чувственность и сексуальность.
Салливан весьма своеобразно определяет понятие, в частности: а) как мельчайшую единицу, которой можно пользоваться при изучении индивида; б) как; в) как (в том смысле, что к паттерну могут добавляться новые черты без изменения самого паттерна поведения).
В своей теории Салливан выделяет 6 стадий развития личности, соотнося их с культурой западноевропейского общества; в частности выделяются: 1) младенчество (когда формируются основные про-паттерны и персонификации); 2) детство (с момента появления осознанной речи); 3) ювенильная эра (преимущественно школьные годы, период социализации и приобретение опыта социальной субординации); 4) пред-юность (характеризуется потребностью в близких духовных отношениях с своего пола); 5) ранняя юность (развитие паттерна гетеросексуль-ной активности); 6) поздняя юность (от паттернирования предпочитаемой генитальной активности до становления зрелого репертуара межличностных отношений). Я не думаю, что эта часть творческой деятельности Салливана (в силу ее малой проработанности) заслуживает особого внимания, хотя нужно отметить, что во многом аналогичные подходы
Предисловие к русскому изданию
позднее реализовывались такими выдающимися исследователями, как Хайнц Кохут, Маргарет Малер, Рене Спитц и др.
Потребность в безопасности
Салливан никогда не формулировал исчерпывающую теорию психологического развития или принципы нормального функционирования психики . Его подход был напрямую связан с психопатологией, он исследовал реакцию личности на проблемные ситуации и поэтому описывал процессы, призванные свести к минимуму страх. Он объединял эти процессы понятием потребность в безопасности (в отличие от потребности в удовлетворении). При этом самой системе личности им отводилась весьма своеобразная роль. В том случае, если индивиду не угрожает страх, система личности отступает на задний план и активизируются потребности в удовлетворении, которые реализуются в виде стремления к слиянию, позволяющего индивиду достигнуть удовлетворяющих обе стороны отношений с окружающими. В этом случае активность системы личности является весьма относительной. И только, если страх приобретает угрожающий характер, начинает безусловно доминировать система личности, которая контролирует сознательное восприятие определенных переживаний, регулирует отношения, отдавая предпочтение тем способам поведения, которые уже зарекомендовали себя, позволяя минимизировать страх. Таким образом, система личности связывается с неким мобилизационным потенциалом, реализуемым далеко не во всех случаях.
Так же как и Фрейд, Салливан рассматривал человеческие переживания как состояния, балансирующие между удовольствием (в формулировке Салливана -) и защитной регуляцией (в формулировке Салливана -). Однако между традиционной теорией Фрейда и интерперсональным подходом Салливана к проблемам мотивации, младенческого развития и структуры психики существует ряд заметных расхождений.
Фрейд полагал, что сексуальность и агрессивность изначально кон-фликтны и асоциальны. Салливан склонялся к мнению, что многие аспекты переживаний приобретают конфликтный характер лишь при условии, что они были связаны с проявлением страха у людей, заботящихся о ребенке: переживание, которое воспринимается в одной семье как конфликтное, в другой семье может быть абсолютно приемлемым. Таким образом, по Салливану, источник проблемы - не врожденная обусловленность каких-либо (асоциальных или даже сугубо социальных) импульсов, а реакция на них окружающих.
Фрейд полагал, что интенсивность конфликта связана с потенциалом скрытых за данным конфликтом влечений (т. е. потенциал либидо и сила агрессии взаимосвязаны). Салливан считал, что степень страха, который испытывает индивид, напрямую зависит от степени страха, который испытывали близкие, опекавшие его в детстве. Чем чаще испытывали страх взрослые, тем больше переживаний ребенка окрашено страхом (тем выше вероятность проявления и). Здесь есть очень много
Предисловие к русскому изданию
глубокого смысла, и здесь же скрыты глубинные основания того, что семейный психотерапевт - категория даже более актуальная, нежели семейный врач.
Особенности методических подходов
Отказ от нейтральности
В отличие от представителей классического направления, Салливан активно и, можно сказать, даже настойчиво расспрашивал пациентов о всех подробностях их межличностных отношений.
Согласно классическому психоаналитическому подходу, аналитик не должен задавать вопросы пациенту. Конфликты пациента при этом выявляются в процессе свободных ассоциаций, спонтанное предъявление которых вмешательством со стороны аналитика может только осложняться. Как предполагается, нейтральная позиция психоаналитика является основной гарантией автономии пациента и позволяет исследовать глубокие слои бессознательного. Аналитик может лишь (изредка и в нужный момент) интерпретировать ту бессознательную динамику, которая выявляется в ходе свободных ассоциаций, и определять ее скрытое содержание и значение. Разумеется, интерпретация уже есть некое воздействие на пациента, безусловно, оказывающее влияние на его последующие ассоциации. Но этим фактом в классическом психоанализе обычно пренебрегают. Расспросы же, по мнению критиков Салливана, только вносят путаницу в ассоциации и при этом не могут способствовать успешности терапии. Как мне представляется и как свидетельствует практика, и тот и другой подходы не являются взаимоисключающими или сколько-нибудь конфликтующими, особенно если и молчание аналитика, и его вопросы достаточно профессиональны.
Лексикон и характер
Своеобразное отношение Салливана к клинической ситуации связано со спецификой его подходов к психической деятельности и функции языка. Салливан считал, что психика - это полностью социальное явление. С этим трудно согласиться. Но нельзя не признать важность другого вывода Салливана, в частности, о том, что лексикон каждого человека тесно связан с его характером. По Салливану, слова приобретают свое специфическое значение лишь в первичном межличностном контексте, в рамках которого индивид учится говорить. Он считал, что любому человеку (в том числе - аналитику) необходимо достаточно длительное время для того, чтобы разобраться в истинном значении слов, употребляемых другим лицом, особенно в том случае, когда предметом обсуждения оказываются глубоко личные и драматические аспекты жизни. Салливан полагал, что аналитик, уверенный в том, что он понимает значение слов, употребляемых пациентом, и интерпретирующий его высказывания на основании своего лексического опыта, рискует потерять всякую надежду на достижение значимого результата. И единственным способом исследования, позволяющим получить необходимые (с точки зрения их
15
Предисловие к русскому изданию
восприятия аналитиком) сведения, являются скрупулезные расспросы и многократные уточнения терминологии описания событий, излагаемых пациентом. Это особенно важно в связи с тем, что система личности (играющая охранительную роль), как правило, отвлекает внимание индивида от переживаний страха, и пациент может постоянно упускать из виду значимые подробности и характерные черты своего переживания.
Терапия навязчивых состояний
Большинство авторов отмечают особый вклад Салливана в развитие методов лечения пациентов, страдающих навязчивыми состояниями. Хотя это и не такой уж частый вид неврозов, но в ряде случаев он приводит практически к полной социальной инвалидизации личности, особенно при тех или иных вариантах фобий. При психоаналитическом подходе мы должны подчеркнуть, что в первую очередь речь идет о людях, которые с преувеличенным вниманием контролируют свое поведение и поведение окружающих. Характерными для таких пациентов являются скупость, привередливость, педантизм.
Фрейд, впервые описавший невроз навязчивых состояний в 1895 году, связывал подобные состояния с фиксацией психического развития на анальной стадии или регрессией к этой стадии. Позднее он отметил, что с точки зрения механизмов, в этих случаях всегда имеется характерное смещение аффекта на представления, более или менее удаленные от первичного конфликта (когда симптом - в его первоначальном значении - практически не заметен). Были также подчеркнуты специфические са-домазохистические установки, интериоризированные в форме особого напряжения между Я и чрезмерно строгим Сверх-Я. Впоследствии Фрейд отмечал также значимость социальных факторов в динамике навязчивых состояний. Последний аспект был подхвачен и детально разработан Вильгельмом Райхом (1897-1957). При этом людям, страдающим навязчивыми состояниями, приписывались садистические черты и амбиции, а их склонность контролировать поведение окружающих интерпретировалась как выражение стремления получить и удержать власть над людьми или защититься от подобных желаний посредством преувеличенной покорности.
Салливан предложил совершенно иной подход к интерпретации навязчивых состояний, полагая, что поведение подобных пациентов не является выражением анального эротизма, садизма или властных амбиций, а выполняет функции превентивной защиты от унижения и страха. В своих теоретических построениях он исходил из собственной практики, которая свидетельствовала, что большинство пациентов, страдавших от невроза навязчивых состояний, выросло в семьях, где царила атмосфера лицемерия (апеллируя к своей практике, я готов полностью подтвердить первостепенную важность этого фактора, дополнив его актуальным существованием пациента в атмосфере лицемерия). По Салливану, эти люди многократно испытывали физические или моральные унижения. Многие из них вспоминали о физических наказаниях, как правило, приводя родительские утверждения, что их унижали якобы ради их же пользы. В
16
Предисловие к русскому изданию
результате обобщения совокупности всех этих факторов Салливан высказал мнение, что лица, страдающие навязчивыми состояниями, были введены в заблуждение относительно того, что есть нормальная система отношений. И как следствие, встреча с любыми другими значимыми людьми исходно вызывает у них страх, поскольку они, что будут чувствовать себя беззащитными, хотя и не понимают, с чем это связано. Таким образом, попытки доминировать над окружающими мотивированы потребностью обезоружить их, поскольку от них исходит угроза уже упомянутой выше потребности в безопасности. Именно этот стереотип поведения мы практически всегда встречаем в работе с подобными пациентами: демонстрируя показную покорность и, как правило, весьма проблематичную установку на выздоровление, они одновременно стараются захватить инициативу, определить не только сроки и периодичность встреч, но и диктовать стиль отношений и общения с аналитиком.
Современный интерперсональный психоанализ
Как это ни странно, но главная роль в создании современного интер-персонального психоанализа принадлежит не Салливану, а его аналитику Кларе Томпсон. Мной уже упоминалось, что она прошла курс психоанализа у Шандора Ференци, самого серьезного из практикующих оппонентов Фрейда. Наряду с разногласиями по вопросу сексуального насилия над детьми в этиологии неврозов Ференци считал, что психоаналитик не может оставаться только обособленным наблюдателем и исследователем динамики пациента. Он должен стать тем человеком, глубокая и искренняя забота которого создаст особые условия для выявления имевшей место психической травмы и преодоления фрустрации пациента.
Нет ничего удивительного, что именно Клара Томпсон первой обнаружила сходство между взглядами Ференци на значение актуальных для пациента отношений как в настоящем, так и в прошлом и интерперсо-нальной теорией Салливана. Созданную ею версию интерперсонального психоанализа она дополнила элементами, созданного Эрихом Фроммом (1900-1980).
Концепция Фромма чрезвычайно важна для понимания современных тенденций в мировом психоанализе и в современном российском психоанализе, в частности. Фромм считал, что в зависимости от того или иного периода истории у людей развиваются различные черты характера, поскольку любое общество нового типа нуждается в новых типах людей, которые могли бы выполнять свои общественно значимые функции с учетом новых социально-экономических условий. Естественно, что люди не становятся иными с конкретной даты, например, с 25 октября 1917 или с 19 августа 1991, но как глубоко социальные существа, более всего опасающиеся изоляции, они пытаются так или иначе (с большим или меньшим индивидуальным успехом) прийти в соответствие с новым общественным устройством. Это глубоко индивидуальный процесс для каждой страны, каждого этноса, каждой возрастной, социальной или профессиональной группы. И это знание постепенно выходит далеко за рамки психоанализа. Например, много лет упорствовавший в своих экономических
Предисловие к русскому изданию
предписаниях Международный Валютный Фонд в октябре 1998 года признал, что все западные модели не работают в России: иной человеческий. Я сделал это маленькое отступление, чтобы еще раз подчеркнуть, насколько мы должны быть осторожны с некритическим переносом западных моделей в психоанализе.
Но вернемся к Фромму. Развивая свои идеи, он отмечал, что распределение переживаний на сознательные и бессознательные обусловлено не врожденными влечениями, а Специфической селекцией адекватных и неадекватных существующему социальному устройству особенностей характера. В процессе такой селекции из широкого спектра человеческих возможностей выбираются лишь желательные цвета. Фромм полагал, что бессознательное - это почти всецело детище социума, а появление бессознательного именно в этом его качестве обусловлено страхом изоляции, которую может повлечь за собой выражение подлинных (но запрещенных конкретным социумом) чувств и желаний индивида.
Таким образом интерперсональная теория Салливана по целому ряду кардинальных аспектов объединялась с теориями Ференци и Фромма, и результатом этого объединения стал интерперсональный психоанализ, претендующий на новую клиническую методологию.
Здесь и сейчас
В рамках этой новой клинической методологии главный акцент терапевтической работы смещается с прошлого на настоящее, с того, что случилось, на то, что происходит. Как уже отмечалось, Салливан уделял большое внимание исследованию биографии пациента, поскольку был убежден, что терапия начинается с получения исчерпывающих сведений о прошлом и настоящем, а также о всех значительных этапах развития пациента и знаний о стереотипах значимых для него отношений. Для того чтобы разобраться в текущей межличностной ситуации, терапевту необходимо иметь точное представление о всех идентификациях , истинных и иллюзорных персонификациях, имевших место в прошлом и влияющих на настоящее. Само понимание актуальных защитных механизмов и сопротивлений, по Салливану, зависит от того, насколько аналитик осведомлен о причинах и процессе возникновения этих стереотипов поведения в их первоначальном межличностном контексте.
Современный интерперсональный аналитик (впрочем, как представители большинства других направлений в психоанализе, включая современных фрейдистов) отдает предпочтение настоящему, а не прошлому. Постепенно все большее значение приобретает концепция (по Фромму), которая упоминалась в предыдущем разделе. В отличие от классического психоанализа, особое внимание уделяется сейчас не воссозданию отношений, существовавших в прошлом, а изучению и анализу влияния этих отношений на настоящее. При этом преобладающий способ общения пациента рассматривается как самостоятельный предмет исследования, а отношения с аналитиком - как наиболее доступная модель для наблюдения за поведением и понимания ведущих мотивов поведения пациента.
18
Предисловие к русскому изданию Насилие над аналитиком
Салливан именовал аналитический подход к изучению пациента.
Любому практикующему специалисту известно, что пациент всегда пытается втянуть аналитика в типичные для него межличностные отношения. А аналитик выступает в роли своеобразного прибора, тонко улавливающего стереотипы поведения пациента и анализирующего защитные механизмы, к которым прибегает анализант, чтобы, наоборот, не оказаться втянутым в типичные для анализанта отношения и таким образом сохранить свой статус по межличностным отношениям. Именно поэтому аналитик должен пройти собственный анализ, чтобы, с одной стороны, не стать заложником пациента, а с другой - не оказаться в плену собственных стереотипов, страхов и защит. Достаточно компетентный аналитик никогда не включается в систему обычных межличностных отношений с пациентом и поэтому в своей работе остается профессионалом, не испытывающим создающих помехи привязанностей или иных чувств. Это общие правила, существующие уже почти столетие.
Современные интерперсональные аналитики, в целом признавая эти правила, несколько иначе формулируют задачи терапевта. Поскольку настоящему уделяется больше внимания, чем прошлому, аналитик не может рассматриваться в качестве обособленного наблюдателя, а является одним из весьма значимых и полноправных участников его отношений и стереотипов.
Таким образом, несмотря на обоснованную в ряде случаев критику, работы Гарри Салливана во многом предопределили некоторые из новейших тенденций психоаналитической мысли и современной психотерапии в целом. В определенном смысле модель личности, выдвинутая Салливаном, предвосхитила взгляды Жака Лакана (1901-1981), который считал личность нарциссической и иллюзорной конструкцией (Сал-ливан характеризовал личность как, которая обнаруживается только в отношении к одному или нескольким другим). Почти одновременно с Салливаном эксперименты с терапией психозов в Англии вела Мелани Клейн (1882-1960), а позднее их продолжил ее ученик Герберт Розенфельд. Сходные идеи, особенно с точки зрения теории паттернов поведения, были сформулированы позднее в теории игры (Дж. фон Нейман и О. Моргенштерн), констатировавшей, что невротики слишком часто ведут себя так, словно у них есть только один выбор - предполагающий неминуемое поражение, и слишком часто принимают именно этот выбор, бессознательно игнорируя все остальные варианты, как несуществующие.
Заключение
При жизни Гарри Салливана вышла только одна его книга - (1940). Остальные его работы - это стенограммы его лекций, отредактированные и опубликованные его сек-19

Предисловие к русскому изданию

ретарем Хелен Перли. Одну из таких работ мы и представляем нашему читателю.
Нужно отметить, что в силу специфики его образования и отношения к наследию Фрейда Салливан использовал свою терминологию и иногда обращался с ней достаточно вольно. Там, где Фрейд говорит о сознании, Эго, Ид или защитных механизмах, Салливан использует понятия удовлетворения, безопасности, осознания и т.д., не обосновывая их эквивалентность или отличия. Многие его идеи чрезвычайно интересны, но пока мало изучены и, быть может, таят в себе большие возможности.
М. Решетников, профессор,
директор Восточно-Европейского Института психоанализа (Санкт-Петербург)
Литература
Александер Ф., Селесник Ш. Человек и его душа: Познание и врачевание от древности и до наших дней: Пер. с англ. - М.: Прогресс - Культура, 1995. - ее. 315, 367, 418, 448, 468.
Блюм Г. Психоаналитические теории личности: Пер. с англ. - М.: , 1996. - ее. 69, 78, 102-104, 106, 110, 135, 150.
Овчаренко В. И. Психоаналитический глоссарий. - Мн.: Высш. шк., 1994. - ее. 76, III-112, 116-117,
Попов Ю. В., Вид В. Д. Современная клиническая психиатрия. - М.: , 1997. - 496 с.
Холл К., Гарднер Л. Теории личности. - М.: , 1997. - с. 163-186. Энциклопедия глубинной психологии. Том 1. Зигмунд Фрейд: жизнь, работа, наследие: Пер. с нем./Общ. ред. А. М. Боковикова. - М.: ЗАО МГ Менеджмент, 1998. - 800 с.
Ярошевский М. Г. История психологии. - Изд. 2-е. - М.: Мысль, 1976. - с. 397.
Fine R. The History of Psychoanalysis: New Expanded Edition. - N.-Y,: Continuum, 1990. - pp. 101-103, 418-419, 596-597, 604-607.
Mitchell S., Black М. Freud And Beyond: A History of Modern Psychoanalytic Thought. - N.-Y.: Basic Books, 1995. - pp. 60-84, 259.
ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРОВ
В процессе подготовки этой книги по материалам неопубликованных лекций Гарри Стэка Салливана перед нами возникла проблема выбора той или иной части оставленного им богатейшего наследия. Наиболее детальное изложение его последней концептуальной модели представлено в рамках пяти неопубликованных курсов лекций, которые он читал в Вашингтонской школе психиатрии и в Институте психиатрии, психоанализа и психологии Уильяма Алансона Уайта в Нью-Йорке. Смерть, постигшая его в 1949 году, прервала шестой курс, посвященный этой концепции. К счастью, сохранились записи этих лекций, и кроме того после его смерти остались две тетради с записями, которые он делал, готовясь к этим выступлениям, первая из которых относится к периоду 1944- 1945 годов, а вторая датируется 1946-1947 годами. По словам Дэвида Маккензи Риоча, доктора медицинских наук, друга и коллеги Салливана, книга, которую вы держите в руках, включает главным образом курс лекций, который он читал в Вашингтонской школе психиатрии зимой 1946-1947 годов, поскольку именно в этих лекциях представлено последнее , наиболее полное, изложение Салливаном его концептуального представления о психиатрии.
Концепция Салливана не была статичной; его лекции из года в год претерпевали изменения в соответствии с развитием и совершенствованием его собственных взглядов и представлений. Но, несмотря на это, каждый лекционный курс, который он читал, базировался на тщательно продуманном подходе к психиатрии, основанном на концепции развития, т. е. он рассматривал весь путь развития человека от начальных стадий младенчества до периода взрослости и, опираясь на полученные данные, приходил к заключению о возникновении психических расстройств в дальнейшей жизни. Таким образом, оставляя неизменной общую концептуальную основу своей теории, при прочтении каждого нового курса он отказывался от одних идей и включал другие, часто существенно усложняя и без того непростой материал. Именно по этой причине нам представляется предпочтительным взять за основу этой книги его самое последнее и полное изложение теории.
И тем не менее несколько исключений все же было сделано. Нам показалось возможным, главным образом используя взятые в скобки при-21
Предисловие редакторов
мечания, включить в книгу большую часть нового материала, фигурировавшего в незаконченном курсе лекций, который он начал читать в 1948 году. К тому же мы время от времени обращались к самым первым его лекциям, с тем чтобы прояснить сложные для понимания выкладки или дополнить главы, на содержании которых ограниченность лекционного времени сказалась таким образом, что о понятиях, которые следовало бы рассматривать детально, лишь упоминалось вскользь. Мы решили использовать его старые лекции еще и потому, что из-за технических неполадок записывающих устройств часть материала была безвозвратно утеряна. Но, дополняя лекции отрывками, взятыми из других курсов, мы ориентировались на общую схему, описанную в его тетради с конспектами последних выступлений, поскольку нам не хотелось ни оперировать понятиями, которые к периоду 1946-1947 годов были подвергнуты переработке или попросту исключены, ни вносить изменения в его систему структурирования информации. Все сделанные в связи с этим дополнения снабжены примечаниями.
Главы, находящиеся в начале и в конце этой книги, отличаются в ряде аспектов. В главах, посвященных периоду младенчества, описываются не результаты наблюдений за младенцами, а главным образом излагаются гипотезы о том, что должно происходить с человеком на протяжении самых первых месяцев его жизни, принимая во внимание психобиологичес-кие ресурсы, которыми он располагает, закономерности формирования способностей, неизбежный прессинг культуры и события последующей жизни. Читая свои лекции, в ходе которых он уделял большее внимание предположениям, а не наблюдениям, Салливан давал полные и подробные пояснения, останавливаясь именно на тех тезисах, которые казались ему наиболее важными; выступая перед аудиторией, он часто зачитывал записи из своей тетради, раскрывая и разъясняя их содержание. Но впоследствии, когда речь заходила о доступных наблюдению явлениях, воспоминание о которых было живо в памяти слушателей, он импровизировал, используя записи лишь как опорный конспект. Таким образом, большая часть материала, изложенного в первых главах, отражает авторский стиль Салливана, местами достаточно сложный для восприятия; в главах, посвященных более поздним этапам развития, он преподносит информацию в менее сложном, разговорном ключе. При публикации этой книги мы избегали внесения каких бы то ни было изменений в рассмотрение проблем, в полной мере освещенных в записях Салливана. Однако нам пришлось жестко отредактировать и переструктурировать ту часть лекций, которая строилась на импровизации, поскольку смысл и суть сказанного не всегда в полной мере изложены на бумаге.
Многие студенты подчеркивали важное значение записей Салливана. В этом курсе лекций он рассматривал в большинстве своем те постулаты, которые фигурировали в его последней тетради, как правило используя ту же терминологию. Если же какое-то утверждение, встречавшееся в тетради, не упоминалось в соответствующей лекции, мы обычно включали его туда, где, согласно логике изложения материала, оно должно было быть, исправляя таким образом, по-видимому, случайно допущенную оплошность. Заголовки частей и глав этой книги, за немногими исключениями, также согласуются с названиями из тетради Салливана.
Предисловие редакторов
Использование кавычек в его тетради также было оставлено без изменений; одиночные кавычки в тех случаях, когда необходимо особо подчеркнуть смысл, который он вкладывал в определенные слова и выражения, - характерная особенность его манеры писать.
И все же при подготовке к изданию этой книги было допущена одна неточность: Салливан посвятил три лекции, следовавшие за II частью, проблеме работы психиатра, особенно психиатрическому интервью. Поскольку они во многом перекликаются с самостоятельным курсом лекций на ту же тему, опубликованным отдельной книгой, в нашем издании они опущены.
Подготовка этой книги представляла собой совместную работу над тем, что Салливан назвал бы синтаксической моделью; многие люди великодушно тратили свои деньги, время и интеллектуальные усилия. Бумаги Салливана были переданы в Благотворительный фонд, в котором он работал сам и куда привлек многих своих студентов и коллег. Этим уникальным подарком мы обязаны Джеймсу И. Салливану, оказавшему неоценимую помощь в сборе материалов для публикации. Девяносто три человека, бывшие некогда студентами и коллегами Салливана, собрали 15000 долларов на финансирование первых этапов работы, включавших составление каталога и редактирование записей. Не будь этой весьма наглядной демонстрации интереса к достигнутому, проявленного теми, кто не понаслышке был знаком с работами Салливана, эта книга никогда не была бы издана.
Редактируя эту книгу, доктор медицины Мейбл Блэйк Коэн выступала в качестве консультанта по вопросам психиатрии, и она же на протяжении всей работы над изданием была нашим главным советчиком. Все члены Комитета по публикации наследия Салливана прочли рукопись, утвердили ее содержание и высказали критические замечания.
На момент вступления Фонда во владение бумагами Салливана первыми учеными, изучившими большую часть материалов, познакомившими коллектив Фонда с их богатством и настоявшими на их публикации, были Патрик Муллахи и доктор медицинских наук Отто Аллен Уилл. Мистер Муллахи прочитал также и окончательный вариант рукописи и внес множество полезных предложений. Многие студенты и коллеги Сал-ливана оказывали всевозможную помощь и поддержку на первых этапах подготовки материалов к публикации; особенно следует отметить вклад доктора медицинских наук Альфреда Г. Стэнтона. В тот период, когда Салливан еще читал лекции, доктор медицинских наук Мэри Джулиан Уайт лично осуществляла контроль за записью того курса, на котором основывается эта книга; во многом благодаря ее усилиям сегодня Благотворительный фонд располагает одной из лучших и наиболее полных записей этого лекционного цикла.
Среди тех, кто прочитал рукопись этой книги целиком или отдельные ее части и внес необходимые коррективы, были доктор медицинских наук Роберт А. Коэн, Филипп А. Голмен и Стюарт Е. Перри. И, наконец, мы бесконечно признательны Кэтрин Бернард, главному редактору издательства Нортон, перу которой принадлежит последний штрих, завершивший работу над изданием.
23
Предисловие редакторов
Выражаем глубочайшую признательность за предоставленную возможность приводить цитаты из следующих опубликованных работ: Американская психологическая ассоциация, статья П. У. Бриджмана (P. W. Bridgman) {Psychological Review, 1945, 52:246-249). Beacon House. Inc., книга Леонарда Коттрел-ла и Рут Галлагер (Leonard Cottrell, Ruth Gallagher) Developments in Social Psychology, 1930-1940 (1941). Thomas Y. Crowell Company, книга Себы Элдриджа (Seba Eldridge) The Organization of Life (1925). Harcourt, Brace and Company, Inc., книга Эдварда Сэпира (Edward Sapir) Language. An introduction to the Study of Speech (1921). Hermitage House, Inc., книга Патрика Муллахи (Patrick Mullahy) Oedipus: Myth and Complex (1948). Houghton Mifflin Company, книга Рут Бенедикт (Ruth Benedict) Patterns of Culture (1934). McGraw-Hill Book Company, Inc., книга Курта Левина (Kurt Levin) A Dynamic Theory of Personality (1935). Macrnillan & Company, Ltd. (Лондон), книга Чарльза Спирмана (Charles Spearman) The Nature of Intelligence" and the Principles of Cognition (1923). The Macrnillan Company " (Нью-Йорк), статьи Бронислава Малиновски (Bronislaw Malinowski) и Т. В. Смита (Т. V. Smith) (в сборнике Encyclopaedia of the Social Sciences). Издательство Иллинойского Университета, статья Гарри Стэка Салливана (Harry Stack Sallivan) (в сборнике Tensions That Cause Wars, изданном под редакцией Хадли Кэнтрил (Hadley Cantril), 1950).
Хелен Свик Перри Мэри Лэдд Гавел
ВВЕДЕНИЕ
Область современной теоретической психиатрии, охватывающая проблемы психического здоровья человека, сегодня во многом находится под влиянием воззрений Гарри Стэка Салливана. А его представления в большинстве своем основывались на способности выявлять взаимосвязи между социальными науками. Обращение к операциональному подходу и к теории поля, видение сути работы психиатра не в пассивном , а в активном наблюдении, использование концепций, основанных на антропологическом анализе других культур, - все это придает психиатрической теории и практике более динамический характер. И наоборот, тот вклад, который идеи Салливана вносили в концепции социальных психологов, в результате изменил их представления о поведении. Они стали уделять пристальное внимание влиянию прошлого, которое ранее рассматривалось только в контексте проявлений аномального поведения.
В этой книге изложен самый последний вариант теории Салливана. Наиболее уместным предисловием к ней, по-видимому, будет попытка выделить, а может быть, даже определить некоторую историческую перспективность этой концепции, в полной мере отражающей уникальность и неповторимость его вклада в психиатрию.
Оглядываясь на динамику развития научных взглядов Салливана, мне кажется очень важным, что одним из самых первых предметов его научных изысканий была проблема коммуникации. Его сотрудничество с Эдвардом Сэпиром (Edward Sapir), антропологом, который занимался главным образом лингвистикой и коммуникацией, обогатило и расширило собственные исследования Салливана в этой области. Его подход к вопросам языка, символов и коммуникации, предложенный в этой книге, мне кажется одним из самых эффективных с психиатрической точки зрения, которые мне когда-либо доводилось встречать. Сфера интересов Салливана постепенно расширялась, и от изучения коммуникации, осуществляемой двумя или несколькими людьми, он перешел к исследованию вопросов коммуникации внутри значительно больших групп людей, углубляясь, таким образом, в проблемы аномального поведения на социальной арене. А ЮНЕСКО в Проекте по снижению напряженности и сегодня прибегает к научным разработкам Салливана, используя его теорию личности при разрешении межнациональных проблем.
25
Введение
Интерес к вопросам коммуникации не является чем-то второстепенным, а, напротив, очень тесно связан с самым ядром концепции Саллива-на. Суть его концепции можно сформулировать или как психиатрию ин-терперсональных взаимоотношений, или как изучение коммуникации между людьми, или же как операциональный подход к психиатрии, в русле которого психиатр играет роль активного наблюдателя. Она базируется на следующих постулатах: 1) возникновение и большей части психических расстройств является результатом неадекватной коммуникации, возникающей из-за вмешательства страхов в коммуникативные процессы; 2) каждый человек, вовлеченный в диадное взаимодействие с другим, выступает скорее как элемент интерперсонального поля, чем как самостоятельный субъект, так как включается в процессы взаимовлияния, происходящие между ним и полем.
В своем интересе к интерперсональной психиатрии и исследованиям поведения с позиций теории поля Салливан был отнюдь не одинок. Он шел в ногу со временем. На том этапе социальная наука не меньше, чем физика, уделяла более пристальное внимание процессам поля, чем явлениям и объектам, специально вычлененным для изучения. Такие ученые, как Джордж Мид (George Mead), Джон Дьюи (John Dewey), Рут Бенедикт (Ruth Benedict), Эдвард Сэпир (Edward Sapir), Леонард Кот-трелл (Leonard Cottrell), Курт Левин (Kurt Lewin) и Карен Хорни (Karen Homey), также осознавали важность той роли, которую культурные условия играют в развитии человека, и поддерживали исследования, посвященные проблемам взаимодействия.
И тем не менее основной научной дисциплиной для Салливана в большей степени оставалась психиатрия, нежели социальная психология; и тот стиль мышления, который был свойствен ему как психиатру, и его клинический опыт оказались необычайно полезны для изучения вопросов психологии поля. Основную его работу составляли клинические исследования, неразрывно связанные с совершенствованием терапевтического подхода к пациентам. Широкомасштабная структура его теоретической модели начала формироваться только по прошествии почти двадцати лет, на протяжении которых он проводил клинические исследования такого рода. Около десяти первых лет своей клинической практики он посвятил всеобъемлющему изучению шизофрении; его первая работа по этой тематике появилась в 1924 году, а публикация множества других трудов по шизофрении послужила отчетом о результатах его непрерывного труда. Начав в 1931 году практиковать частным образом, он на целое десятилетие углубился в столь же детальное изучение невротических процессов. К концу этого периода стала вырисовываться теоретическая модель, так хорошо известная нам сегодня. На том же этапе он стал обращать все большее внимание на взаимосвязь его концептуальных представлений с другими теориями, а Вашингтонская школа психиатрии начала проводить обучение по этому направлению, возглавить которое было предложено ему. В 1938 году Салливан в качестве соредактора основал журнал (
), а в 1939 году представил лекционный курс, который был опубликован в следующем году под названием (). Книга, которую вы держите в ру-26
Введение
ках, отражает результат последующего развития и усовершенствования его теории.
Так к какой же из психиатрических школ принадлежит Салливан? Давнишний спор о том, имеет психиатрическая теория Салливана отношение к психоанализу или нет, на мой взгляд, лишен всякого смысла. Салливан проходил подготовку в психоаналитической школе; он обосновал серьезные теоретические возражения некоторым основополагающим гипотезам Фрейда; с другими он согласился, включив их в свою концепцию, как, например, гипотезу о существовании сознательных и бессознательных процессов. В этом отношении у него не было никаких разногласий с другими последователями Фрейда, являвшимися ведущими специалистами в области теоретической психиатрии (это обобщенное понятие включает в себя и сферу психоанализа). Прогрессивное развитие любой науки предполагает своевременную модификацию и изменение устаревших предположений и понятий в свете последних разработок. Наметившаяся у некоторых студентов Фрейда и Салливана явно неблагоприятная тенденция к культизму создает картину двух неопровержимых и в то же время антагонистичных друг другу теорий личности. Тщательный анализ деятельности Салливана показывает, что, во-первых, он не занимался некоторыми явлениями, из тех, которые изучал Фрейд, такими как, скажем, феномен сексуального поведения младенцев или подробное исследование истерических процессов; а во-вторых, Салливан наблюдал и приводил теоретическое обоснование некоторым феноменам, которым Фрейд уделял весьма незначительное внимание. Важнейшая из этих проигнорированных Фрейдом областей охватывала проблему специфических паттернов взаимодействия, происходящего между теми или иными людьми. Теория Салливана опровергает появившуюся раньше теорию Фрейда, которая помещает человека в обобщенную модель окружающей среды, где у него в большей степени проявляются столь же обобщенные и предопределенные биологические потребности, чем специфические модели взаимодействия. Таким образом, салливанианская психиатрия вносит в область психиатрической теории особую точку зрения и целый ряд наблюдений, которые могут и должны быть интегрированы с тем, что было известно ранее, и которые в дальнейшем следует использовать на благо науки для последующего ее развития, вместо того чтобы хранить их неприкосновенность в лучших традициях научного эгоизма.
Пытаясь в общих чертах обрисовать неоценимый вклад Салливана в теорию психиатрии, в первую очередь я бы отметила его описание младенческого и детского опыта. Для успешного превращения в научную дисциплину, опираясь на которую можно было бы делать прогнозы, психиатрия должна располагать данными о том, какое влияние окажет весьма специфическое соотношение родительских и других сил, действующих на организм каждого конкретного ребенка. Динамические паттерны взаимодействия должны изучаться как каждый отдельно, так и в обобщенном виде с точки зрения типов или категорий паттернов. Салливан способствовал развитию этой теории, двигаясь в двух направлениях. Во-первых, он попытался концептуализировать природу опыта, представив его в виде некоей системы. Многое из того, что младенец переживает до момента овладения языком, можно зафиксировать, прибегнув к помощи
27
IT"S
Введение
специалистов, располагающих расширенным спектром возможностей, хотя существует возможность проводить и непосредственное наблюдение за взаимоотношениями матери и ребенка на протяжении первых месяцев его жизни. Выводы Салливана отчасти основываются на предположениях, отчасти - на результатах клинических наблюдений, преимущественно осуществлявшихся за шизофрениками, в силу того, что их психо-тические переживания по своей природе близки к переживаниям, свойственным периоду раннего младенчества. Результаты наблюдений за младенцами, подобных тем, какие проводили Маргарет Риббл (Margaret Ribble), Дэвид Леви (David Levy) и другие ученые, как правило, подтверждали выводы, к которым пришел Салливан. Согласно его концептуальному подходу, переживания могут быть представлены в трех различных видах, названных им прототаксическим, паратоксическим и синтаксическим. Граница, разделяющая эти виды переживаний, символизирует решающую роль языка в структуре человеческого опыта: прототаксические переживания отражают происходящее в период, предшествующий использованию символов; паратоксические переживания характеризуются внутренним или аутичным использованием символов; а термин используется для определения переживаний, информацию о которых один человек может передать другому, поскольку они представлены в символах, одинаково понимаемых каждым человеком. Каждый из этих видов опыта подробно описывается и детально рассматривается на страницах этой книги.
Другим важнейшим вкладом Салливана в теорию детского развития является концепция динамизма. Он определяет динамизм как. В данном контексте пат-терн определяется как ограничение незначимых различий. Каждый организм вырабатывает целый ряд тесно переплетенных и дублирующих друг друга паттернов, ориентированных на важные зоны взаимодействия с окружающей средой (например, оральная и анальная зоны), а также на удовлетворение жизненно важных потребностей (таких как голод или сексуальное желание). Эти динамизмы формируются и развиваются из самых первых детских интерперсональных переживаний, а потом включаются человеком в структуру более позднего опыта такого рода.
Интерперсональное поле, таким образом, возникает как результат взаимодействия динамизмов двух или более организмов. Некоторые из этих динамизмов носят объединяющий характер (например, потребность в близости) и ведут к интеграции ситуации, сопровождаемой ослаблением или снятием напряжения; другие, в том числе и тревога, являются разделяющими и способствуют дезинтеграции ситуации; в некоторых случаях динамизм может оказаться незадействованным, поскольку у другого человека, вовлеченного в ситуацию, может не быть соответствующего динамизма. Модели взаимодействия формируются в начале жизненного пути, и до тех пор, пока в структуру этих моделей входит такой компонент, как тревога, они не могут адекватно выполнять свои функции. Одним из динамизмов, осложненных наличием в его структуре тревоги, является так называемая; суть ее заключается в том, что потребность в заботе под давлением тре-28
Введение
воги модифицируется в недоброжелательное поведение. Салливан вывел целый ряд обобщенных заключений, представленных в форме теорем; ценность которых в некоторой степени определяется их прогнозирующей способностью. Для иллюстрации: теорема заботы заключается в том, что. Использование обобщений такого рода помогает избежать ловушек теории инстинктов и в то же время дает преимущество объединения широкого ряда индивидуальных реакций в отдельную категорию. Тем не менее нельзя говорить о том, что классификация и систематизация динамических моделей взаимодействия Сал-ливана претендуют на законченность и всеобъемлемость, и если его подход будет признан достаточно перспективным, он, несомненно, потребует дальнейшей доработки.
Многое из сказанного косвенно затрагивает тот факт, что Салливан представил феномен тревоги в качестве основной силы, оказывающей разрушительное влияние на инетерперсональные взаимоотношения, а также в качестве ведущего фактора, способствующего развитию серьезных проблем. Тревога также определялась через операциональную систему. Салливан не ставил перед собой задачу объяснить, что же такое тревога, - он описывал этот феномен с точки зрения его последствий. Разумеется, его корни лежат в условиях полной и длительной зависимости человека в период младенчества: это неотложность биологических потребностей, а также тот факт, что их удовлетворение невозможно без вмешательства материнской фигуры.
. Потребность в избавлении от тревоги называется потребностью в безопасности интерперсональных взаимоотношений. Напряжение, именуемое тревогой, и присутствующее в младенческих переживаниях, отличается от всех остальных состояний, характеризующихся снижением эйфории, отсутствием собственной специфики, а следовательно, у младенца нет возможности избавиться от этой тревоги. .
Вопрос о способе перехода тревоги от матери к ребенку большей частью был оставлен Салливаном без ответа. Он относил такой коммуникативный опыт к категории, однако, используя этот термин, он не имел в виду ничего похожего на экстрасенсорное восприятие. Скорее
29
Введение
всего, он подразумевал, что сенсорные каналы взаимодействия между матерью и ребенком пока еще, увы, не изучены, а потому не могут быть достоверно описаны.
Изложение неоценимого вклада Салливана в психиатрию будет далеко не полным, если не упомянуть о его клинической практике. Параллельно с созданием собственной теории он продолжал работу с пациентами, используя терапевтическую ситуацию для верификации и дальнейшего совершенствования своих разработок. Те, кто знал Салливана и работал с ним, вполне справедливо считали, что он в первую очередь клиницист, поскольку преподавание психотерапии в ее творческом и научном аспектах было одним из его выдающихся талантов. Наблюдая за работой студентов-психиатров, он, выслушав продолжавшийся около часа сбивчивый доклад студента о состоянии пациента, представлял его в новом свете - как человека удивительного и интересного. Для иллюстрации применения его теории в практике психотерапии приведу только один пример: работая с пациентом, выслушивая историю болезни, Сал-ливан каждый раз держал в голове вопрос: Эту точку можно идентифицировать, обратив внимание, в какой момент пациент начитает уходить от важного вопроса, в какой ситуации защитные механизмы пациента особенно активизируются или в какой момент у него начинают возникать различные сопровождающие тревогу соматические проявления. Обнаружив точку перелома, терапевт имеет возможность вспомнить или выяснить, что же произошло непосредственно перед этим изменением. Такой прием, будучи осмысленным и правильно осуществленным, представляет собой точный и надежный способ выявления и изучения проблем пациента.
В настоящей книге психические расстройства как таковые рассматриваются вкратце, а принципы терапии упоминаются лишь вскользь. Этим вопросам будут посвящены следующие книги нашего цикла, в основу которого положено посмертное наследие Салливана, в то время как в данной работе главным образом освещается проблема личности человека в рамках концепции развития. Тем не менее три главы из части III, посвященные психическим расстройствам, заслуживают подробного рассмотрения, так как в них в очень сжатой форме приводится трактовка Салливаном феномена психозов и навязчивых состояний. Едва ли нужно говорить о том, что его вклад в психотерапию и терапию навязчивых состояний трудно переоценить. Объясняя материал, изложенный в этой книге, при рассмотрении психозов он брал за основу явление диссоциации. Отсюда следует, что при острой шизофрении в сознании действительно присутствуют процессы, характеризующие символ; другие состояния, например паранойя, представляют широкий ряд методов устранения диссоциированных структур, прорвавшихся в область сознания, а следовательно, в некотором смысле являющихся неудавшимися попытками реинтеграции. Салливан предлагал рассматривать существование у человека навязчивых состояний как наглядное подтверждение наличия у него серьезной диссоциации: Введение
ставляют собой всеобъемлющее снижение контакта, который защищает их от выходящей за рамки нормы подверженности тревоге>.
И наконец, необходимо отметить, что психиатрическая теория и психотерапевтические приемы Салливана в одинаковой степени основывались на предположении о том, что, если бы не вмешательство тревоги, поведение человека безусловно было бы направлено на достижение целей сотрудничества, взаимного удовлетворения и безопасности. Он никогда не переставал восхищаться колоссальными возможностями человека и взял их, опосредованно или явно, за основу для заявления о том, что.
Мейбл Блэйк Коэн, доктор медицины
ЧАСТЬ I
ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ЭКСКУРС В ТЕОРИЮ

Изучению истории психиатрии в нашей стране уделяется недостаточное внимание. Многие считают эту тему второстепенной и не значимой для практического врача. На самом же деле история психиатрии включает в себя полный свод теоретических и практических знаний, история психиатрии - это психиатрия в целом, с ее категориальным аппаратом, методологией психопатологической диагностики и лечения психических заболеваний. Естественно, что хорошо подготовленный врач должен обладать широким спектром знаний в своей профессиональной области, именно это позволяет ему мыслить клинически, что очень важно для точной диагностики.

История психиатрии рассматривает и анализирует ряд важнейших аспектов развития науки, прежде всего, конечно, аспект хронологический, включающий в себя знание важнейших исторических дат, определяющих этапы развития науки. Так, известно, что Й. Рейль в 1803 году ввел в обращение термин «психиатрия» , с тех пор в течение 200 лет происходят непрерывное накопление и систематизация данных в области психопатологии. Существуют многие другие важные исторические вехи, знаменующие успехи психиатрии. В 1822 году А. Бейль клинически обосновал выделение прогрессивного паралича как самостоятельного заболевания, что послужило стимулом развития нозологического направления. То же можно сказать по поводу описанного в 1896 году Э. Крепелином «раннего слабоумия», выделения Э. Блейлером в 1911 году «группы шизофрений» и др. Не менее важным является персонологический аспект, подразумевающий доскональное знание той исторической роли, которую играли в психиатрии выдающиеся врачи, ученые, определившие формирование важнейших направлений в развитии психиатрии как науки. С именем Ф. Пинеля связано создание основ научной психиатрии. Он освободил психически больных от оков, уничтожив так называемый синдром цепей, что позволило изучать проявления психозов в естественных условиях. Именно Пинель разработал простую и удобную классификацию психозов, впервые выделив «манию без бреда» (психопатия) и определив судебно-психиатрическую оценку этих больных. На склоне лет он стал академиком и консультантом императорского двора Наполеона.

Ученики и последователи Ф. Пинеля Ж. Эскироль, А. Фовиль, Ж. Фальре, Ж. Байярже, Е. Лaceг и др. развивали нозологический подход.

Неоценим вклад в науку Б. Мореля (работы 1857 года), основателя концепции эндогенных психозов и ведущих принципов психогигиены.

Уже в XX веке, в 1957 году, Г. Делей и П. Деникер стали «пионерами» психофармакологии.

Немецкий ученый В. Гризингер ввел понятие «симптомокомплекс» («синдром»), описал «навязчивое мудрствование», разработал концепцию «единого психоза», раскрыв общую закономерность этапной смены психопатологических синдромов при развитии психозов (работы 1845 года).

Огромный вклад в психиатрическую науку внес К. -Л. Кальбаум, основоположник «психиатрии течения», описав в 1874 году кататонию (известную как болезнь Кальбаума) и выделив в 1871 году совместно со своим учеником Э. Геккером гебефрению.

Русские ученые С. С. Корсаков и В. М. Бехтерев стали основателями ведущих направлений в изучении психической патологии, создателями московской и петербургской школ психиатрии. Описанный С. С. Корсаковым в 1887 году амнестический симптомокомплекс () - первое научное определение органического психосиндрома, а его концепция «дизнойи» - прообраз будущего учения о . В. Х. Кандинский в уникальной работе «О » (1890) раскрыл научную сущность этого важнейшего психопатологического феномена. Впоследствии по предложению А. Эпштейна и А. Перельмана в клиническую практику было введено понятие «синдром Кандинского-Клерамбо». Оно используется до настоящего времени для обозначения синдрома психического автоматизма.

Естественно, что изучение книг и публикаций крупнейших ученых - неотъемлемая часть профессиональной подготовки любого врача-психиатра.

Третьим, пожалуй, наиболее значимым разделом истории психиатрии можно считать концептуальный аспект - «концептуальное направление», изучающее формирование важнейших теорий, которые объясняют сущность психических заболеваний. К ним относятся концепция эндогенных и экзогенных болезней (выделены П. Ю. Мебиусом в 1893 году), концепция противопоставления «органических» и «функциональных» психозов, концепция «единого психоза» и «нозологического подхода». По мере развития психиатрии менялись направления концептуальных исследований, трансформировались подходы к их разрешению, но оставались неизменными и основополагающими «вечные», фундаментальные проблемы. К их числу относится прежде всего проблема систематики, таксономии.

Именно вопросы классификации в психиатрии в настоящее время являются не только наиболее актуальными, но и чрезвычайно острыми, так как они определяют ее теоретический фундамент, практическую направленность, социальную значимость, ближайшие и отдаленные перспективы развития как медико-социальной науки. Этим и вызван наш особый интерес при изложении истории психиатрии к данному ее разделу, наиболее важному в настоящее время.

Здесь уместно отметить, как писал Э. Я. Штернберг, ссылаясь на известного терапевта Л. Креля, что «настоящая наша систематика носит на себе следы и рубцы своего исторического развития». Именно поэтому историко-клинический анализ проблемы в полной мере способствует ее раскрытию и позволяет получить представление о глубинных процессах, лежащих в ее основе.

Систематика как таковая представляет собой область знания, в рамках которой решаются задачи упорядоченного определенным образом обозначения и описания всей совокупности объектов, образующих некоторую сферу реального. Систематика необходима во всех науках, которые имеют дело со сложными, внутренне разветвленными и дифференцированными системами объектов: в химии, биологии, языкознании, в медицине как науке биологической, в том числе и в психиатрии.

Систематика заболеваний, или номенклатура болезней, тесно связана с нозологией, под которой традиционно понимали раздел патологии, включающий общее учение о болезни (общая нозология), а также изучение причин (этиология), механизмов развития (патогенез) и клинические особенности отдельных болезней (частная нозология), классификацию и номенклатуру болезней. Однако нозология в таком понимании не имеет четко очерченных границ с понятием «патология». В современной медицинской литературе обычно употребляется понятие «нозологический подход», трактуемое как стремление клиницистов и представителей теоретической медицины к выделению нозологической формы, для которой характерны определенная причина, однозначный патогенез, типичные внешние клинические проявления и специфические структурные нарушения в органах и тканях.

В 1761 году Дж. Морганьи выделил лихорадки, хирургические (внешние) болезни и заболевания отдельных органов, положив начало научной нозологии.

Успехи патологической анатомии, неразрывно связанные с работами Р. Вирхова, и бактериологии (Л. Пастер) позволили развить морфологическое и этиологическое направления диагностики и провести органно-локалистическую классификацию болезней, например для клинической терапии. Однако «линейный» принцип (одна причина дает одинаковые болезни), как показал И. В. Давыдовский, оправдывается не во всех случаях.

Были обнаружены бациллоносители, остававшиеся всю жизнь (как это ни парадоксально) здоровыми; различные симптомы, течение и исход болезни у разных лиц, зараженных одним и тем же возбудителем, и наоборот, одинаковое проявление патологии, обусловленной совершенно разными причинами, - так называемая эквифинальность.

Такие сложные взаимоотношения между этиологическими факторами, патогенетическими механизмами и клиническими проявлениями достаточно характерны для психических расстройств, что создает особые трудности при решении проблем систематики, классификации и диагностики.

Трудности классификации болезней вообще (и в психиатрии - в частности) отмечает R. E. Kendell: «… Мигрень и большинство психических заболеваний суть клинические синдромы, констелляции симптомов, по Т. Сиденгаму. Митральный стеноз и холецистит выделяются, исходя из патофизиологических особенностей. Опухоли всех видов систематизируются, руководствуясь гистологическими данными. Туберкулез и сифилис - на основе бактериологических данных. Порфирия - на основе биохимических исследований. Миастения гравис - на основании физиологического расстройства функций; болезнь Дауна - особенностей хромосом. Классификация болезней похожа на старый дом, меблировка которого состоит из новой пластиковой мебели, стекла при сохранении комодов времен Тюдора и кресел викторианской эпохи».

История развития психиатрии показывает, что по мере накопления знаний о клинике и течении различных видов патологии, уточнения причин возникновения основных психопатологических симптомокомплексов, определения их клинических границ менялось представление о сущности заболеваний, становились другими подходы к их систематике, что трансформировало и номенклатуру психозов.

Прогресс в разрешении проблемы систематики и нозологии в психиатрии отражает общий прогресс биологии и медицины, что связано как с углублением клинико-психопатологических исследований, так и с современными достижениями смежных наук - психологии, биологии, генетики - прежде всего молекулярной. Это свидетельствует о том, что при анализе рассматриваемой в нашем исследовании проблемы историко-клинический подход реализуется в ключе эпистемологии, в русле методов науковедческого характера (В. М. Морозов, С. А. Овсянников, 1995).

Действительно, расшифровка механизмов формирования многих клинических картин требует более точных методов параклинического исследования, которые позволяют визуализировать деятельность мозга, сложных семейно-генетических исследований, молекулярно-генетической диагностики. В настоящее время успешно решена задача расшифровки генома человека. Последняя декада XX столетия, объявленная ВОЗ «декадой мозга», стала заключительным этапом в этом отношении - теперь все, что касается «анатомии» генома, изучено в полном объеме

Тем не менее всестороннее представление о динамике и настоящем состоянии систематики, ее перспективах нельзя получить без историко-эпистемологического анализа, без детального рассмотрения того, как на разных этапах развития психиатрии (начиная с античности, а затем в эпоху Средневековья, в блистательные периоды Возрождения и Просвещения) происходило формирование и становление взглядов на вопросы психопатологии, систематики и нозологии; как менялись основные парадигмы научной психиатрии, в центре которой неизменно оставались вопросы уточнения отдельных заболеваний, разделения нозологических единиц; как нозологическое направление развивалось параллельно с симптомологическим, как решались проблемы общего (нозология) и частного (симптоматология) в науке.

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ПСИХИЧЕСКИХ БОЛЕЗНЯХ В АНТИЧНОСТИ. ТЕРМИНОЛОГИЯ. ПОПЫТКИ СИСТЕМАТИЗАЦИИ

В медицине античности - периода, который охватывает промежуток от V в. до н.э. вплоть до V в. н.э., - психиатрии как самостоятельной науки еще не существовало, но проявления душевных заболеваний уже были в то время известны. Эти расстройства с интересом изучали врачи того времени, многие из которых также были знаменитыми философами своей эпохи (Эмпедокл, Аристотель, Теофраст, Демокрит и др.).

Что же касается вопросов систематизации в психиатрии античности, необходимо сказать, что уже в то время, т. е. в пору глубокой древности, началась горячая полемика между двумя направлениями изучения болезней относительно их классификации, между двумя различными школами.

Одно из этих направлений формировалось в работах ученых Книдской школы, продолжавшей традицию вавилонских и египетских врачей (Эврифон, Ктезий и др.). Эврифон и Ктезий были современниками Гиппократа. Эврифон в течение семи лет находился в плену у персов, стал впоследствии любимцем Артаксеркса Мнемона и был послан им в качестве посла к грекам. Ктезий, родственник Гиппократа, также жил при персидском дворе и был известен своим современникам историческими описаниями Персии и Индии, отрывки которых привел Фотиус. Об основных положениях Книдской школы известно немного, однако именно представители этой школы выделяли комплексы болезненных симптомов и описывали их как отдельные болезни, причем слишком тщательно разделяли отдельные болезненные формы органов. Они отстаивали необходимость именовать болезни, и в этом отношении достигли определенных результатов. Как отмечает Г. Гезер, последователи Книдской школы описали, например, семь видов заболевания желчи, двенадцать видов заболевания мочевого пузыря, три вида чахотки, четыре вида болезней почек и др. Таким образом, на первый план здесь ставился диагноз болезни, большое значение придавалось самостоятельности заболевания.

История Косской школы связана прежде всего с именем Гиппократа, который был современником Эврифона (V в. до н.э.) и работал во времена Перикла в Афинах. Гиппократ вполне заслуженно считается «отцом» клинической медицины, так как он первым стал утверждать, что болезни не есть порождение «зла», а происходят от конкретных естественных причин. В отличие от представителей Книдской школы, Гиппократ сосредоточил основное внимание не на диагнозе болезни, а на ее прогнозе. Он яростно критиковал Книдскую школу, ее стремление дробить болезни и ставить разнообразные диагнозы. Для Гиппократа важнее названия болезни было общее состояние каждого больного, которое он считал необходимым изучать во всех деталях; именно это, по его утверждению, - залог правильного прогноза заболевания.

Высокую степень развития в сочинениях Гиппократа обнаруживает психиатрия. По его мнению, душевные болезни объясняются исключительно телесными причинами и заболеваниями мозга. Во всяком случае телесные болезни, связанные с помешательством, например френит, истерия, нередко отличаются от душевных болезней в общем смысле. Гиппократ и его последователи различали главным образом две основные формы помешательства: «меланхолию» и «манию». Эти наименования, как полагают многие историки медицины, были известны еще до Гиппократа и сохранились до настоящего времени. Под «меланхолией» (в переводе с греч. - черная желчь) понимали все формы помешательства, происходящие от избытка черной желчи, в том числе и сумасшествие в самом прямом смысле. «Мания» (в переводе с греч. - неистовствовать, предугадывать, прорицать) обозначала сумасшествие вообще. Термином «френит» обозначались острые болезни, протекающие при нарушении деятельности мозга, происходящие на фоне лихорадки, часто «с хватанием мушек и малым частым пульсом».

В историях болезней, приводимых в гиппократовском сборнике, даны описания больных, страдающих манией и меланхолией; клиническая наблюдательность Гиппократа не позволила ему оставить без внимания этот факт. Гиппократ отметил, что у одного и того же больного попеременно наблюдались то состояния мании, то приступы меланхолии. Однако он не делал выводов о том, что эти приступы суть одной и той же болезни, при которой возникают полярно противоположные расстройства настроения. В то же время Гиппократ стал использовать различные обозначения для определения помешательства с бредом. В связи с этим один из авторитетных исследователей творчества Гиппократа французский историк Демар считает, что основатель медицины впервые разработал номенклатуру бредовых состояний. Гиппократ среди них выделял такие, как «парафронейн» (бред вообще), «паракронейн» (галлюцинирование, сильная степень бреда), «паралерейн» (бред, бессвязная речь), «паралегейн» (заговаривание, меньшая степень бреда); эти типы упоминаются в гиппократовском сборнике «Эпидемии».

Если сравнить древнеантичный термин Гиппократа «паралегейн» с современным термином «паралогическое мышление», то можно увидеть, что Гиппократ, по-видимому, описывал те же характерные для бредовых больных расстройства мышления и речи, которые мы наблюдаем и сегодня в нашей практике.

Особой заслугой Гиппократа является расшифровка сущности «священной болезни», или . Он писал: «Относительно болезни, называемой священною, дело обстоит таким образом: насколько мне кажется, она не божественнее, не более священна, чем другие, но имеет ту же природу происхождения, как и прочие болезни».

В тех же работах он отмечал отдельные «психические отклонения» при эпилепсии, которые похожи на безумие у других больных, а именно то, что «эти больные иногда во сне рыдают и кричат, другие задыхаются, иные соскакивают с постели и бегут вон и бродят, пока их не разбудят, а потом здоровы, как и прежде, в рассудке, но бледны и слабы; и это не один раз с ними бывает, а часто». Гиппократ делает очень ценные замечания по поводу происхождения эпилепсии, полагая, что болезнь, как и все другие, - наследственная: «ибо, если от флегматика рождается флегматик, от желчного - желчный, от чахоточного - чахоточный…, то что препятствует для этой болезни, если одержимы были ею отец и мать, появиться у кого-либо из потомков?» В самом деле, - размышляет автор, - так как рождение происходит от всех частей тела, то от здоровых оно будет здоровое, а от болезненных - болезненное. Кроме того, по Гиппократу, есть еще другое великое доказательство, что эта болезнь нисколько не божественнее прочих болезней, - эта болезнь «является у флегматика по природе, а у желчных совершенно не случается. А между тем, если бы она была божественнее других, должно было бы, чтобы она случалась одинаково у всех и не делала бы различия между желчными и флегматиками». Причина же этой болезни, как писал Гиппократ, есть мозг. Чаще болезнь, полагает «отец медицины», начинается в детском возрасте, тогда прогноз ее хуже, многие из таких детей умирают; те, кто заболевает после 20 лет, имеют лучший прогноз, они предчувствуют припадок и поэтому убегают от взора человеческого и спешат домой, если это близко, в противном случае - в уединенное место. И это они делают, стыдясь своей болезни, а не от страха перед божеством, как большинство думает. Но дети сначала вследствие непривычки падают, где придется; когда же чаще поражаются болезнью, то, предчувствуя ее, бегут к матерям вследствие боязни и страха болезни, ибо стыда они еще не чувствуют. Мнение Гиппократа о чрезмерной «влажности» мозга при эпилепсии и чрезмерной «сухости» при других психозах основывалось на учении того времени о соках организма, их правильном («кразия») или неправильном («дискразия») смешении. Учение о «кразе» - основа учения о темпераментах, и уже Гиппократ упоминает не только о болезни меланхолии, но и о меланхолическом темпераменте. Меланхолики отличаются преобладанием робости, грусти, молчаливости. На почве этого темперамента нередко возникает и болезнь: «Если чувство страха или малодушия продолжается слишком долго, то это указывает на появление меланхолии. Страх и печаль, если они долго длятся и не вызваны житейскими причинами, происходят от черной желчи». «Тихие» помешательства также были известны Гиппократу. В. П. Осипов подчеркивает, что «отец медицины» обращал внимание не только на «буйные» расстройства психики с бредом, возбуждением (мания), но также впервые употребил термин «гипомайноменой» для обозначения «спокойного» помешательства, в котором преобладают стремление к уединению, неразговорчивость, страхи, грусть. Такие заболевания в последующем сформировали область малой, «пограничной» психиатрии, а ее истоки мы находим в медицине и философии античности.

Точно так же Сократ, как об этом писал его ученик Ксенофонт, отделял состояния, которые он называл «мегало », от состояний, терминологически обозначенных им «микрондиамартанейн». Паранойя чаще рассматривалась как один из типов «тихого» помешательства, еще Пифагор (VI в. до н.э.) противопоставлял как состоянию болезненному дианойю как состояние здорового ума.

Но, безусловно, и медики, и философы, и историки времен античности прежде всего обращали пристальное внимание на острые проявления безумия. В этом смысле особенно интересны высказывания Геродота, современника Гиппократа, родоначальника исторической науки, который описывал случаи психического заболевания (именно слово «заболевание» он использовал в своей книге) у спартанского царя Клеомена: «Спартанский царь Клеомен после утомительного путешествия вернулся в Спарту и заболел помешательством. Впрочем, он и раньше не совсем был в здравом уме - каждый раз при встрече с кем-нибудь из спартанцев он бросал им в лицо палку. Ввиду такого поведения родственники посадили Клеомена в колодки, как помешанного. Находясь в заключении, он заметил однажды, что страж при нем остался один и потребовал у него меч: тот сначала отказался, но Клеомен стал угрожать ему наказанием впоследствии, и под страхом угроз страж подал ему меч. Взявши меч в руки, царь стал изрезывать себя в полосы, начиная с бедер, а именно он резал на себе кожу в длину от бедер до живота и поясницы, пока не дошел до желудка, который тоже изрезал в узкие полоски, и так умер». Причину такого помешательства, по Геродоту, называли сами спартанцы, которые прекрасно знали все обстоятельства жизни царя: при каждом приеме иностранных послов и по всякому поводу вообще он неумеренно пил неразбавленное вино, так что Клеомен заболел от пьянства. Отсюда видно, что древние эллины отмечали силу внешних (экзогенных), в частности алкогольных, факторов, могущих вызвать помешательство.

У Геродота мы находим сведения о другом больном, который страдал и характеризовался крайней жестокостью. Речь идет о персидском царе Камбизе, который без всякого повода убил стрелой сына одного из своих придворных. При этом Геродот подчеркивал, что дух не может быть здоров, если тело больное.

Не только действие алкоголя, но действие наркотических веществ, как это в настоящее время определяется, было также подмечено Геродотом: «В Скифской земле произрастает конопля - растение очень похожее на лен, но гораздо толще и крупнее. Этим конопля значительно превосходит лен. Ее там разводят, но встречается и дикорастущая конопля. Фракийцы изготовляют из конопли даже одежды, настолько похожие на льняные, что человек, не особенно разбирающийся, даже не отличит - льняные ли они или из конопли. Взяв это конопляное семя, скифы подлезают под войлочную юрту и затем бросают его на раскаленные камни. От этого поднимается такой сильный дым и пар, что никакая эллинская баня (паровая) не сравнится с такой баней. Наслаждаясь ею, скифы громко вопят от удовольствия». Необходимо отметить, что неразбавленное вино, которое употреблял Клеомен, как писал Геродот, также использовалось скифами, это у греков называлось «пить по-скифски», так как эллины употребляли вино обычно разбавленным.

Анализ сочинений Гиппократа, одного из основоположников Косской школы, показывает, что наблюдения за больными, страдающими психозами, производились без очевидного стремления к их систематизации, но все же основные виды психозов - мания, меланхолия, френит, - обозначались различными терминами, описывались даже типы бредовых помешательств. Г. Шюле в связи с этим писал: «Он (Гиппократ) знал уже меланхолию и манию, сумасшествие после острых лихорадочных болезней, после падучей и родовых процессов, ему были известны также запойный бред и истерия, а из отдельных симптомов - предсердечная тоска и слуховые . От его взора не ускользнуло значение психопатического темперамента, который не есть настоящее помешательство».

Действительно, Гиппократ не только описывал острые психозы, но вслед за Эмпедоклом (VI в. до н.э.) стал синкретистом, продолжателем формирования концепции об эукразии (норма) и дискразии (патология). В. М. Морозов считает, что Эмпедокл оказал влияние на гиппократиков, и четыре жидкости Гиппократа (слизь, кровь, черная и желтая желчь) - это дальнейшее развитие концепции Эмпедокла, основа гуморальной патологии и фундамент учения о темпераментах как проявлениях особых свойств личности, не относящихся к психозу, помешательству. В своей книге «Эпидемии» Гиппократ приводит клинические случаи, которые, безусловно, можно трактовать как современные нам «невротические» расстройства. Например, болезнь Никанора он описывает так: «…отправляясь на пирушку, он (Никанор) испытывал страх перед звуками флейты; заслышав на пиру первые звуки ее, он переживал ужас; он говорил всем, что с трудом мог сдержать себя, если это было ночью; днем же, слушая этот инструмент, он не испытывал никакого волнения. Это продолжалось у него долгое время».

Л. Менье в руководстве по истории медицины также обращает внимание на то, что Гиппократ, будучи тонким наблюдателем жизни, выделял особые психические расстройства у жителей больших городов и объяснял происхождение таких болезней воздействием цивилизации - это страхи, меланхолия, т. е. такие состояния, которые в настоящее время относят к неврозам, или расстройствам личности.

Ю. Белицкий писал, что Гиппократ описывал клинические случаи «истерии», придерживаясь «маточной» теории, которая была заимствована греками у древних египтян: «Если матка направляется к печени, женщина тотчас же теряет голос; она стискивает зубы и становится черной. Особенно часто болезнь бывает у старых дев и молодых вдов, которые, имея детей, не выходят больше замуж».

Все это доказывает, что Гиппократ и приверженцы его школы рассматривали ряд болезненных состояний психики как особые болезни, а среди них отмечали не только «буйные» проявления психозов (манию, меланхолию), но и те, которые обозначались как гипопсихотические (гипомайноменой) и фактически относились к пограничным расстройствам психической деятельности.

Философы античности также обращали внимание на разные отклонения при душевных заболеваниях. Здесь можно упомянуть в первую очередь Пифагора и представителей пифагорейской школы, которые формировали основные начала энциклопедических знаний о нормальной душевной деятельности и некоторых отклонениях от нее в виде различных реакций; при этом использовались разнообразные системы тренировки, воспитания духа, а также методы лечения, при которых возможен «катарсис» (очищение), в частности музыка, музыкотерапия (VI в. до н.э.). Алкмеон Кротонский, ученик Пифагора (500 г. до н.э.), основным условием и фундаментом здоровья полагал «демократическое равноправие» («исономия») в отношении элементарных сил; в то же время, по Алкмеону, «монархия», или превалирование чего-то одного в организме, вызывает болезнь, поскольку «монархия» одной из двух противоположностей пагубна для другой. Такая «монархия», или дисгармония в душевной сфере, может привести к душевному расстройству с локализацией в боковых желудочках мозга, о которых Алкмеон уже знал. Сократ вслед за Пифагором учил, что философия как любовь к мудрости предстает как любовь к божественной мудрости. В своих речах он неоднократно обращался к понятию разума и безумия, анализируя нормальную деятельность души, психики и отклонения от нормы.

Психиатрические взгляды Сократа отражены достаточно ясно в работе его ученика Ксенофонта, посвященной памяти незабвенного учителя. Безумие, по мнению Сократа, составляет противоположность мудрости. Здесь он рассуждал, как Пифагор, который различал два понятия: «дианойя», нормальное состояние психики, противопоставлялась «паранойе» - безумию. Сократ не считал безумием незнание. Но если кто не знает самого себя (старая греческая мудрость - «познай себя») или составляет себе мнение о том, чего не понимает, то это, как полагал Сократ, граничит с безумием. Такое суждение философа свидетельствует о признании им состояний, пограничных с безумием или психозом. По мнению Сократа, безумие есть совершенное отступление от общепринятых понятий, или «мегалопаранойя», а незначительное отступление от понятий «толпы» есть «микрондиамартанейн» - расстройство, близко примыкающее к безумию, граничащее с ним.

Вывод, который можно сделать из «психиатрических» воззрений Сократа, таков: незнание, или «анэпистемосине», качественно отлично от мании, или безумия, но существуют состояния, пограничные с ним, их нельзя отождествлять с полным здоровьем.

Демокрит, современник Гиппократа и Сократа (V в. до н.э.), основатель античной атомистики, в своей «Этике» также рассмотрел ряд «психиатрических» проблем. Он определил состояние душевного равновесия, покоя (норма) как «эутимию», или благодушие. Он отмечал, что люди, отвечающие этому требованию, «всегда стремятся к справедливым и хорошим делам», поэтому такие люди «и наяву, и во сне бывают радостны, здоровы и беззаботны». Он противопоставлял «эутимии» состояния душевной несдержанности - такие, как стремление «оскорблять других, завидовать им или следовать бесплодным и пустым мнениям». В размышлениях Демокрита можно найти и его понимание взаимосвязи психического и телесного, воздействия души на тело. Считая душу причиной бедствий тела, он пояснял: «Если бы тело обвинило душу во всех страданиях, которые оно претерпело, и мне самому (Демокриту) по воле судьбы пришлось бы выступить в этой тяжбе, то я охотно осудил бы душу за то, что она погубила тело отчасти своим небрежным к нему отношением и расслабила его пьянством, отчасти же испортила его и привела к гибели своей чрезмерной любовью к наслаждениям, подобно тому, как в случае, если бы какой-нибудь инструмент или сосуд находился в плохом состоянии, он обвинил бы того, кто, пользуясь им, небрежно с ним обращается». Эти пространные высказывания философа свидетельствуют о начальных попытках установления психосоматических расстройств, которые в настоящее время входят в сферу изучения пограничной психиатрии. В «Этике» Демокрит прямо определял те признаки душевных свойств, особенностей психики, которые отклоняются от обычных и теперь трактуются как характерологические стигмы, психопатии, расстройства личности: «А те души, движения которых совершают колебания между большими противоположностями, не суть ни спокойны, ни радостны». И здесь же резюмировал: «… если перейдешь меру, то самое приятное станет неприятным». В качестве способа избавления от неправильных движений души Демокрит предлагал философское созерцание мира, он считал, что если врачебное искусство исцеляет болезни тела, то освобождает душу от страстей именно философия.

Все философы и врачи «эпохи Гиппократа» в общем виде описывали различные душевные отклонения, это были первые робкие попытки их подразделения, расшифровки, что намечало дальнейшие пути более подробного и тщательного описания.

После «гиппократиков» обширные данные из области психиатрии были накоплены Асклепиадом, оппозиция которого Гиппократу дает себя знать и в этой области. На первый план он ставил психическое лечение, музыку, холодные ванны, между тем как кровопускание и подобные ему «энергические» средства отвергал. Большой самостоятельностью отличаются заметки, касающиеся душевных заболеваний, у Цельса. Он прибавляет к прежде известным формам мании меланхолию, галлюцинации (сам термин он не ввел, обозначая феномен как «обманчивое воображение»), нелепые идеи и идиотизм («мория»).

Однако самым важным из наследия древних врачей по душевным болезням можно считать то, что сохранил Целий Аврелиан (несомненно, из сочинений Сорана). Здесь проявилась точка зрения методиков, которая выражалась в разделении болезней на экзальтированные и угнетенные состояния. Такая классификационная дихотомия «экзальтация - угнетение», по-видимому, является одной из первых в истории медицины, она относится к тому периоду, когда психиатрия как наука еще не существовала.

Нельзя не отметить вклад в изучение рассматриваемой проблемы еще одного гиганта философской мысли античности, современника Гиппократа и Демокрита, ученика Сократа - Платона. Правда, он рассматривал в основном лишь те состояния, которые в дальнейшем стали относиться к области психологии и пограничной психиатрии. А. Ф. Лазурский считает, что Платон был первым, кто подошел к проблеме характера, и, хотя сам он не ввел этого термина (несколько позже это сделал Теофраст - ученик Аристотеля), но предпринял первую попытку классификации типов душевного склада. Воззрения философа по этому вопросу были тесно связаны с его учением об отношении души к телу. По Платону, в человеческой душе надо различать две стороны: более возвышенную, происходящую из мира идей, где она существовала до соединения с телом, и более низменную, являющуюся результатом воплощения идеальной части души и умирающую вместе с телом. Вторая половина души делится на две части. Таким образом, Платон делит душу на три части. Из них первая (сверхчувственная) является чистым познанием и помещается в голове. Вторая, более благородная половина низменной души, представляет собой источник мужества или честолюбия и локализуется в груди. Наконец, третья, самая низменная часть души, помещается в печени и является источником всякого рода низменных вожделений. Все человеческие свойства (в дальнейшем Теофраст определил их термином «характеры»), по Платону, складываются из этих трех сторон душевной жизни, а индивидуальные особенности зависят от преобладания той или иной части души.

В направлении расшифровки свойств личности дальше всех своих коллег пошел ученик Платона Аристотель (384 — 322 гг. до н.э.). Он пытался исследованием этических проблем определить понятие «нормы» (метриопатия - срединное чувство меры) и патологии в поведении, но специальную классификацию «характеров» впервые сделал его ученик Теофраст (371 — 287 гг. до н.э.), описавший 30 типов человеческой личности. Среди них обозначены такие, как ирония, льстивость, пустословие, неотесанность, суетливость, тупоумие и др. В этом списке мы видим характеристики, которые Аристотель дает «недостаткам» человеческого нрава (ирония, угодливость), но у Теофраста обозначен качественно иной подход к этой теме - каждый характер у него представляет собой сумму определенных свойств, составляющих основу личности. Теофраст группирует и классифицирует человеческие качества по основному свойству (пороку), причем каждому из них соответствует определенный носитель (тип), определенный характер. Характер у Теофраста - это уже сумма душевных свойств, проявляющаяся в поступках и мировоззрении личности.

Клавдий Гален (II в. н.э.), римский врач и естествоиспытатель, известный тем, что обобщил представления античной медицины в виде единого учения, канонизированного церковью и господствовавшего в медицине вплоть до XV — XVI вв., продолжал развитие идей Гиппократа о значении гуморального фактора в происхождении болезней и темперамента. Он различал среди причин болезненного состояния непосредственные (порча соков, дискразия), вызываемые этими причинами страдания (патос) и вызываемые последним ненормальные образовательные процессы (нозема, нозос); далее он выделял симптомы. Таким образом, К. Гален считал целесообразным выделение различных «нозосов», болезней, при этом он старался расшифровать их анатомическую подкладку, т. е. стремился к познанию причинных связей в болезни (этиология). К. Гален принимал четыре темперамента Гиппократа как основные (меланхолический, холерический, сангвинический, флегматический), но полагал также, что возможны смешанные типы. В отношении заболеваний головного мозга К. Гален считал, что надо различать формы, зависящие от анемии и плеторы. Анемия вызывает конвульсии, параличи, а плетора способствует апоплексии. Подобно Гиппократу, он выделял «френиты», лихорадочные психозы, меланхолию, манию. Один из видов меланхолии он впервые обозначил как «ипохондрию», полагая, что эта болезнь начинается в желудке. Он описывал такие симптомы «ипохондрии», как отрыжка, отхождение ветров, чувство жара в правом подреберье, зыбление, иногда боли. По Галену, припадки ипохондрии суть следствие воспаления желудка и задержки густой черной желчи. Меланхолики всегда одержимы страхом, который, как и печаль, является постоянным спутником этого заболевания. Клиническое различие между меланхолией и ипохондрией К. Гален видел в наличии при ипохондрии «желудочных» припадков.

Если обобщить сказанное в отношении медицины античности, можно сделать вывод, что шло постепенное уточнение признаков различных душевных заболеваний, утверждалась терминология, которая впоследствии определяла психиатрическую лексику (мания, меланхолия, френит, паранойя, истерия, эпилепсия, ипохондрия, характеры), при том что специального выделения душевных болезней в нозологическом смысле еще не было. Это был препарадигмальный, донозологический период, досистематический этап формирования психиатрии.

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ПСИХИЧЕСКИХ БОЛЕЗНЯХ В МЕДИЦИНЕ ЭПОХ ВОЗРОЖДЕНИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЯ

При дальнейшем развитии медицины в эпоху Возрождения и Просвещения в Европе наиболее знаменательным было создание первых классификационных систем. В связи с этим XVIII век стали определять в науке как «век систем». Еще в работе Жана Франсуа Фернеля «Всеобщая медицина», впервые опубликованной в 1554 году, наряду с общими разделами «Физиология» и «Патология» имеется специальная глава «Болезни мозга».

Автор впервые предпринял попытку соотнесения психозов с патологией мозга. В соответствии с концепцией о темпераментах он выделял манию, меланхолию, френит, делириум (бред), ипохондрию, стультицио, или морозитас (слабоумие). В своей книге «Всеобщая медицина» Ж. Фернель стремился к более полному описанию этих болезней, к подразделению их основных типов на разные варианты (например, «полная меланхолия», «первичная», а также мягчайшая «меланхолия»), к дифференцировке таких состояний (болезней), как мания и , и апоплексия. Это свидетельствует об углублении знаний о болезнях психики. По мнению И. Пелисье, Ж. Фернель дал прообраз противопоставления бредовых психозов с лихорадкой (френиты) безлихорадочным психозам (мания, меланхолия, каталепсия, делириум). Такая позиция Ж. Фернеля намечает соответственно, как полагал И. Пелисье, трехчленное деление психической патологии (будущие экзогенные, эндогенные расстройства, «исходные» состояния).

Однако у Ж. Фернеля, как и у К. Галена, к болезням мозга в систематике не причислены эпилепсия и истерия. Особый интерес для исследователей представляет то, что термином «галлюцинация» автор называет болезнь глаз.

В считающейся официально первой классификации психических болезней - систематике Ф. Платера (XVII век) - насчитывается 23 вида психических болезней, размещенных в четырех классах. Для нас наибольший интерес представляет третий класс - «ментис алиенацио» (термин «алиенацио», или отчуждение, надолго определит больных психическими болезнями как людей, отчужденных от общества), в нем детально описаны симптомы мании, меланхолии, ипохондрии как болезни, френита. По мнению Ю. Каннабиха, Ф. Платер впервые указал на внешние и внутренние причины психозов. От внешних причин, как считал автор, происходят болезни типа commotio animi (душевное потрясение), являющиеся, например, причиной страхов, ревности и т. д. Очевидно, что классификация Ф. Платера намечает не только диагностику «психических» расстройств, но и патологию «пограничного» регистра, при этом он привел соответствующие клинические описания. Важно, что у Ф. Платера «мания» и «меланхолия» уже достаточно четко разделяются, несмотря на общие признаки имеющегося возбуждения.

Примечательно сохранение в протопсихиатрии XVII века связи с философией, общей медициной, биологией. Это находит свое отражение в проблеме систематики и диагностики болезней. Ряд психиатров полагают, что Ф. Платер применил к медицине индуктивный метод, предложенный философом Ф. Бэконом , который всю жизнь посвятил разработке плана «великого восстановления наук» и продолжал традиции ученых античности. По Ф. Бэкону, образы предметов, входя через органы чувств в сознание, не исчезают бесследно, они сохраняются душой, которая может относиться к ним трояко: просто собирать их в понятия, подражать им воображением или перерабатывать их в понятия рассудком. На этих трех способностях души, согласно Ф. Бэкону, основывается подразделение всех наук, так что памяти соответствует история, воображению - поэзия, рассудку - философия, которая включает в себя учение о природе, Боге и человеке.

Причиной заблуждения разума Ф. Бэкон считал ложные идеи, которые бывают четырех родов: «призраки рода», коренящиеся в самой природе человека (в будущем эндогенные заболевания), «призраки пещеры», возникающие благодаря индивидуальным особенностям человека (в дальнейшем «характеропатии»), «призраки рынка», порожденные некритичным отношением к распространенным мнениям, а также «призраки театра» - ложное восприятие действительности, основанное на слепой вере в авторитеты и традиционные догматические системы. Учение Ф, Бэкона оказало огромное влияние на все естественные науки, в том числе и на медицину, что нашло отражение, например, в составлении классификаций и диагностике психических болезней, особенно в трудах ученых XVIII века (Ф. Буасье де Соважа, К. Линнея, Ж. Б. Сагара, У. Куллена, Ф. Пинеля и др.).

Е. Фишер-Гомбургер отмечает, что Т. Сиденгам, которого называли английским Гиппократом, еще в XVII веке предложил «классифицировать болезни с той же тщательностью, которую ботаники показывают в своих фитологиях». На тенденцию к систематизации в медицине XVIII века значительное влияние оказали философские концепции друга Т. Сиденгама, великого английского философа Дж. Локка. Он различал три вида познания: интуитивное, демонстративное (прообразом которого служит математика) и чувственное, или сенситивное. Последнее ограничивается восприятием отдельных предметов внешнего мира. По своей достоверности оно стоит на самой низкой ступени. Посредством его мы понимаем и познаем существование отдельных единичных вещей. Отсюда можно сделать вывод о том, что медицина является в первую очередь областью применения сенситивного познания. Именно в этом смысле можно говорить о влиянии философских взглядов Дж. Локка на развитие концепции классификации болезней (в том числе психических) в XVIII веке.

Философ оперировал терминами «род» и «вид». Можно считать, что вопросы классификации, диагностики болезней на этом этапе развития медицины, поднятые Т. Сиденгамом в соответствии с принципами ботаники, или «ботанические принципы классификации», стали предтечей нозологических построений в XVIII и XIX веках. К. Фабер приводит характерное в этом смысле высказывание из письма К. Линнея: «Мой слабый мозг… может понимать только то, что может быть обобщено систематически».

Первое издание книги К. Линнея «Система природы» вышло в 1735 году и принесло ему широкую известность как естествоиспытателю, однако его деятельность как врача и систематика в области психиатрии заслуживает специального рассмотрения в интересующем нас аспекте.

Карл Линней в своей книге «Роды болезней» разделил все заболевания на одиннадцать классов, поместив психические болезни в V класс. Далее он разбил психические расстройства на три порядка: болезни рассудка, болезни воображения, болезни аффектов и влечений. Истерию и эпилепсию К. Линней описал вне рубрики патологии психики, поместив их в VII класс (нарушения моторных функций). В V классе К. Линней насчитывал 25 родов болезней. В первом порядке он описал (острые и хронические варианты). Во втором порядке терминами «siringmos» и «Phantasma» К. Линней обозначил слуховые и зрительные галлюцинации (самого термина «галлюцинации» он не употреблял, но клинически отделял эти расстройства от бреда). Наконец, в третьем порядке у К. Линнея фигурируют «страхи», «нарушения влечений», «тревожные состояния». Фактически классификация К. Линнея представляет собой один из первых вариантов общей психопатологии, прообраз будущей синдромологии, которая уже в XIX веке выступила на арену и в дальнейшем противопоставлялась нозологии. Прогресс клинической психиатрии нашел свое дальнейшее выражение в новых систематиках, задачей которых, как полагал Й. П. Франк (1745), было создание медицинского языка, доступного самым разным нациям от полюса до полюса.

Первая и, пожалуй, единственная классификация болезней в Англии (Шотландия), которая получила мировое признание, принадлежала В. Куллену (1710-1790). Он сделал попытку классифицировать болезни по принципу К. Линнея: классы, отряды, порядки, роды, виды. В. Куллен впервые ввел в медицину термин «невроз» как общее название всех психических расстройств. Он отнес неврозы ко второму классу, включавшему в себя 4 отряда, 27 родов и более 100 видов и, кроме того, большую группу параноидных болезней. По данным, приведенным в руководстве О. Бумке, уже в XVIII веке нозология В. Куллена подверглась критике со стороны другого классика английской медицины - Т. Арнольда, который утверждал, что помешательство можно разделить только на два рода. При одном из них расстроено восприятие, при втором восприятие нормальное, но разум вырабатывает ложные понятия. Такая полемика многими историками психиатрии расценивается как начальный этап формирования будущей дихотомии «нозология - единый психоз». Наконец, классификация Ф. Пинеля, основателя научной психиатрии, как бы подводит итог в пользу нозологической систематики, она утверждает термин «неврозы» для обозначения психических заболеваний вслед за Кулленом, что объясняется пониманием ведущей роли нервной системы в происхождении не только психозов, но и различных по своим клиническим проявлениям «неврозов нутритивных функций», или «системных» неврозов в более позднем понимании, которые впервые выделил этот гениальный ученый, психиатр-гуманист.

Систематика Ф. Пинеля отличается сознательной простотой, она не является в такой степени симптоматической, как у В. Куллена, в нее уже внесен принцип патогенеза. Об этом свидетельствует выделение «неврозов церебральных функций», к которым отнесены везании. Ф. Пинель полагал, что они составляют пять родов: мания, «мания без бреда», меланхолия, слабоумие и идиотизм. «Мания без бреда» стала прообразом тех клинических типов, которые в дальнейшем составили группу «психопатии», причем Ф. Пинель также впервые отметил судебно-психиатрическое обоснование выделения подобной группы, полагая, что данные лица не должны привлекаться к судебной ответственности, а требуют помещения в специальную (психиатрическую) больницу.

В России одной из первых работ, посвященных систематике психозов, можно считать сочинения И.Е. Дядьковского. Он в своих лекциях призывал отечественных ученых идти самобытным путем в описании и разделении психической патологии и составил оригинальную систематику данной патологии. И.Е. Дядьковский выделил болезни чувств (анестезия), болезни побуждений (эпитимия), болезни ума (синезия), болезни движения (кинезия) и болезни сил (динамия), полагая, что нет никакой болезни без «материальных изменений» в какой-либо системе или каком-нибудь органе.

К.В. Лебедев, ученик И.Е. Дядьковского, подверг критическому анализу нозологические системы Линнея, Соважа, Фогеля, Куллена, Пинеля, Мудрова, Шенлейна. Однако, критикуя некоторые частности, он не оспаривал справедливости нозологических принципов в психиатрии XVII века, полагая такой подход перспективным для развития психиатрии. Историко-эпистемологический анализ показывает, что и на этом этапе развития психиатрия, обогащаясь клиническим материалом, развивалась в достаточно тесной связи с другими лавками. Данный период, с точки зрения науковедения, можно обозначить как клинико-нозологический, сформировавший новую клинико-систематическую парадигму понимания душевных, или психических, заболеваний.

По мнению В.М. Морозова (1961), основателем научной психиатрии стал Ф. Пинель, который подходил к пониманию психической патологии как нозолог-клиницист, критик различных спекулятивных построений, опиравшийся на четкие клинические критерии разделения отдельных родов болезни. Достаточно ясно его позиция отражается в изменении названия основных работ по психиатрии. Если первое руководство Ф. Пинель назвал «Трактат о помешательстве, или мании» (1801), то повторное издание именовалось «Медико-философский трактат о помешательстве» (1809). Как видно, термин «мания» Ф. Пинель сознательно опустил, так как им он стал обозначать уже не «помешательство вообще», а отдельный вид (род) психического заболевания - с возбуждением, отдельный «нозос» в систематике болезней.

Следующий, XIX век стал новым этапом в дискуссии, отразив давнюю полемику между Книдской и Косской школами.

НОВОЕ ВРЕМЯ. XIX-XX ВЕКА

В XIX веке, после обоснования Ф. Пинелем клинико-психопатологического фундамента психиатрии как науки, именно во Франции, на его родине, стали формироваться истоки клинико-нозологического подхода - основного метода диагностики и систематики. Среди учеников и последователей Ф. Пинеля наиболее крупными были Ж. Эскироль, А. Бейль, Ж. П. Фальре (отец), Е. -Ш. Лaceг, Б. Морель, В. Маньян и др., которые основали концептуальное направление французской клинической школы.

К примеру, Ж. Эскирольвыделял пять основных форм помешательства: липеманию (или меланхолию), мономанию, манию, слабоумие и имбецильность. По его мнению, именно они выражают родовой характер помешательства. Ж. Эскироль, как и его учитель Ф. Пинель, уделял основное внимание концепции, которая в дальнейшем получила название «психиатрия течения»; в то же время он возражал против будущей теории «единого психоза». Но все же выделенные им психозы, их формы попеременно сменяют друг друга: Ж. Эскироль шел к пониманию нозологической систематики, оперируя понятиями синдромов, болезненных состояний и (в большей степени, чем Ф. Пинель) типами течения психозов. Как полагает В. М. Морозов, работы Ж. Эскироля отвечают начальной клинико-нозологической стадии развития. Нельзя не подчеркнуть, что Ж. Эскироль впервые в истории психиатрии сформулировал научное понятие галлюцинаций: «Человек, который имеет глубокое убеждение в наличии у него в данный момент восприятия, в то время как нет никакого внешнего объекта в пределах досягаемости его чувств, находится в состоянии галлюцинации - это визионер».

Ж. Эскироль, как и Ф. Пинель, в своих теоретических воззрениях решительно стоял на позициях сенсуалистической материалистической философии Кондильяка, продолжавшего традиции Дж. Локка, убежденного сторонника классификационных систем. Существенным вкладом в утверждение нозологического принципа стало выделение А. Бейлем в 1822 году прогрессивного паралича как самостоятельного заболевания, имеющего характерную клиническую картину и исход в слабоумие. Торжество клинической диагностики здесь было очевидным - являющийся причиной болезни специфический возбудитель бледная трепонема был обнаружен в крови С. Вассерманом в 1833 году, а в мозгу его обнаружил X. Ногуши только в 1913-м. Французские клиницисты и в дальнейшем, продолжая традиции Ф. Пинеля и Ж. Эскироля, успешно использовали клинические наблюдения для уточнения границ отдельных заболеваний.

Ж. -П. Фальре (отец), пожалуй, точнее других коллег-медиков выразил концептуальную идею о значении клинических типов болезни для психиатрической систематики: «Что особенно необходимо изучать у душевнобольных - это ход и развитие болезни; обыкновенно больного обследуют и более или менее тщательно изучают один или два раза, вскоре после поступления его в больницу, а между тем наблюдение должно вестись годами. Тогда мы откроем различные болезни и их фазы, в какие они вступают. Зная ход и характер различных заболеваний, мы будем иметь возможность построить новую естественную классификацию психозов». Такой клинико-динамический подход позволил Ж. -П. Фальре одновременно с Ж. Байарже описать и выделить циркулярное помешательство, или помешательство с «двумя формами», сообщения о которых появились в «Бюллетене Медицинской Академии» за 1853-1854 годы. Затем Э. -Ш. Лaceг описал хронический - наиболее часто встречающийся в практике вид с непрерывным течением, обратив внимание на типичность клинической картины. Его исследование существенно дополнил Ж. -П. Фальре, отметив прогрессивно развивающуюся систематизацию бреда и выделив три стадии в развитии бредового симптомокомплекса - инкубацию, систематизацию и стереотипию. Но наряду с разработкой нозологического разделения болезней в XIX веке начало формироваться совершенно иное направление, которое в дальнейшем стали называть концепцией «единого психоза». Термин «единый психоз» в научном понимании начали использовать прежде всего в немецкой психиатрии в 40-60-х годах XIX столетия, хотя истоки данной концепции впервые проявились в трудах Ж. Гислена - «бельгийского Эскироля», как его называли современники. Он полагал, что все психозы проходят примерно одинаковый путь развития, и в этом отношении меланхолия является «фундаментальной формой» - все психозы, по Ж. Гислену, начинаются с меланхолии. Из начальной стадии - меланхолии - в дальнейшем психоз переходит в манию, после чего развивается бред со спутанностью, а затем систематический бред. Конечной стадией психоза является деменция.

Таким образом, нет никакого смысла говорить о различных психических заболеваниях, выделять различные нозологические формы, как это делали французские ученые, последователи Ф. Пинеля и Ж. Эскироля. Идеи Ж. Гислена стали утверждаться в Германии в трудах Э. Целлера, Г, Нейманна, В. Гризингера. Особенно категорично суть подобной концепции выражена в руководстве Г. Нейманна: «Мы считаем всякую классификацию душевных расстройств совершенно искусственным, а поэтому безнадежным предприятием; и мы не верим в возможность настоящего прогресса психиатрии до тех пор, пока не восторжествует единодушное решение - отказаться от всяких классификаций и объявить вместе с нами: есть только один вид душевного расстройства, мы называем его помешательством». Э. Целлер, в больнице которого работал В. Гризингер, также выделял четыре стадии единого психоза и полагал, что они отражают общепатологические закономерности любого психоза.

В. М. Морозов считал, что В. Гризингер, который уже упоминал термин «симптомокомплекс», развил идею «единого психоза» на более высоком уровне, пользуясь новыми данными анатомии и физиологии. Он утверждал, что различные формы помешательства являются лишь отдельными стадиями одного болезненного процесса, который может остановиться на любом этапе своего развития, но, как правило, прогрессирует от меланхолии к деменции. В. Гризингер проводил разграничение между галлюцинаторно-бредовыми расстройствами с наличием аффективной патологии и истинно бредовыми расстройствами в динамике психоза. Клинически точно В. Гризингер указал на то, что проявления единого психоза обратимы только на стадиях аффективных и аффективно- . Как он сам замечал, для него было характерно стремление к «физиологической» характеристике различных стадий «единого» психоза: болезнь начиналась с нарушения аффективной сферы, затем появлялись расстройства мышления и воли, и все завершалось органическим распадом. В последние годы жизни В. Гризингер раздвинул рамки концепции «единого» психоза и вслед за Л. Снеллем признал существование «первичного» бреда, возникновению которого никогда не предшествуют состояния меланхолии или мании.

В России через два года после издания руководства В. Гризингера русский психиатр П. П. Малиновский писал, что у иностранных психиатров встречается множество подразделений помешательства. Он указывал на необходимость различать болезни и их симптомы. Конечно, нет сомнений в том, что учение о «едином» психозе было исторически необходимым. Оно покончило с чисто симптоматической и спекулятивной интерпретацией психических расстройств в предшествующие периоды и поставило учение о психозах на общепатологическую и патогенетическую основу. Данное учение позволило доказать, что все проявления психоза - типичное выражение прогрессирующего болезненного процесса, а это способствовало утверждению принципа «психиатрии течения», заложенного еще Ф. Пинелем и Ж. Эскиролем. Так же, как В. Гризингер в своей работе 1845 года, Г. Модели сконцентрировал внимание на общих закономерностях развития психического расстройства и его течении у конкретных больных. Г. Модели по этому поводу писал: «Особенности психической организации или темперамента имеют более важное значение для определения формы помешательства, нежели производящие причины болезни. Лишь в результате далеко зашедшего помешательства, когда производящая творческая деятельность как высшее отправление высокого и здорового ума нивелируется, тогда выступают общие признаки помешательства для всех возрастов и различных стран».

Современник П. П. Малиновского русский терапевт И. Е. Дядьковский подчеркивал, что лучшая из систем классификации болезней - симптоматическая, а сходство и несходство между болезнями можно определять по их внутренней сущности. Все это еще раз напоминает, что в XIX веке продолжалась своего рода многовековая научная дискуссия, ведущая начало от Книдской и Косской школ эпохи античности по вопросу целесообразности выделения отдельных болезней и их классификации.

Показательно в этом смысле то, что выдающийся исследователь XIX века К. -Л. Кальбаум, предшественник Э. Крепелина, в своей первой монографии о классификации психозовеще не полностью порвал с учением о «едином психозе» и создал свою «типичную везанию», подобно В. Гризингеру и Г. Нейману, с четырьмя характерными последовательными стадиями; позднее он сделал новый шаг в укреплении позиции нозографии в психиатрии, публикуя свои выводы относительно новой, выделенной им болезни - кататонии. Он дал глубокое и подробное обоснование теории и практики клинико-нозологического направления. Его позиция настолько точно аргументирована, что сохраняет свое значение и в настоящее время.

К. -Л. Кальбаум различал болезненный процесс и картину болезненного состояния, психоза; он считал необходимым, пользуясь клиническим методом, изучать все течение болезни, для того чтобы предметно доказать отличие симптомокомплексов от «болезненных единиц». Термин «болезненная единица» был введен К. -Л. Кальбаумом для обозначения нозологической формы на основании учета психопатологических расстройств, физической симптоматологии, течения и исхода болезни, включая все этапы ее развития с разнообразными симптомокомплексами. К. -Л. Кальбаум окончательно сформулировал «психиатрию течения», намеченную французскими исследователями.

В России сторонником нозологического направления в это время был В. Х. Кандинский , который дал высокую оценку работе К. -Л. Кальбаума «О кататонии… » В. Х. Кандинский писал: «Настоящее время, т. е. 70-80-е годы XIX века, есть в психиатрии время замены прежних, односторонних, симптоматологических воззрений, оказавшихся неудовлетворительными, воззрениями клиническими, основанными на терпеливом всестороннем наблюдении душевного расстройства в его различных конкретных или клинических формах, т. е. в тех естественных формах, которые имеются в действительности, а не в искусственных теоретических построениях с учетом одного, произвольно выбранного симптома».

К. -Л. Кальбаум подсказал своему ученику Э. Геккеру идею описания еще одного самостоятельного заболевания - гебефрении, также имеющего характерную клиническую картину с началом в молодом возрасте и исходом в слабоумие. Нель зя не отметить и вклад К. -Л. Кальбаума в общую психопатологию - описание им функциональных галлюцинаций, вербигераций, . Еще одна клиническая единица, описанная К. -Л. Кальбаумом в 1882 году, - , или облегченный вариант циркулярной везании. Его описание отличается тщательностью и полнотой, указанием на благоприятный исход в выздоровление.

В России на нозологических позициях, как мы отмечали, стоял В.Х. Кандинский, который выделил новую нозологическую единицу - идеофрению. Автор аргументировал свое понимание самостоятельности этого заболевания тем, что в его основе лежит нарушение идеаторной, мыслительной функции. Он подразделял идеофрению на простую, кататоническую, периодической формы; позже он включил сюда также острую и хроническую галлюцинаторную формы. Он подчеркивал состояние слабости на завершающем этапе болезни. Представляет большой интерес описание В.Х. Кандинским приступов особого рода головокружений с изменением чувства почвы, ощущением невесомости своего тела и изменения его положения в пространстве, что сопровождается остановкой мышления. Это характерно, по В. Х. Кандинскому, для начальной (острой) идеофрении. Среди хронических случаев идеофрении им были описаны шизофазические состояния. Мышление таких больных, как полагал В.Х. Кандинский, характеризуется рядом «слов или фраз без тени общего смысла… такие люди совсем утратили способность устанавливать между своими представлениями связь».

Изучению психопатологии идеофрении в целом посвящена монография «О х», что свидетельствует о приоритете русской психиатрии в освещении этой исключительно важной проблемы и о непревзойденности этого исследования, сохраняющего свое значение до настоящего времени. Совершенно очевидно, что идеофрения В. Х. Кандинского стала прообразом будущего понятия шизофрении в немецкой психиатрии в XX веке.

Свои представления о важности нозологического понимания сущности психических заболеваний В. Х. Кандинский отразил в составленной им классификации. Эта классификация с некоторыми изменениями была по докладу автора принята первым съездом отечественных психиатров и невропатологов.

Анализ исторического развития отечественной психиатрии убедительно показывает, что в ней последовательно отстаивались принципы именно нозологической систематики. Основатель московской школы С. С. Корсаков, так же как и В. Х. Кандинский, считал, что выделение определенных форм болезней в психиатрии должно основываться на тех же принципах, что и в соматической медицине. Такая линия представляет собой продолжение развития идей И. Е. Дядьковского, она сближает психическое и соматическое, и в этом ее прогрессивный характер как цельной концепции патологии.

В.С. Корсаков считал, что «подобно тому, как при соматических болезнях известная, постоянно повторяющаяся совокупность симптомов, их последовательность, смена и анатомические изменения, лежащие в основе болезни, дают возможность выделить отдельные болезненные формы, точно так и при душевных заболеваниях по тому, какие наблюдаются симптомы и в каком порядке они выступают, мы определяем отдельные клинические формы душевных болезней». По мнению С. С. Корсакова, в большинстве случаев мы наблюдаем не один какой-нибудь симптом душевного заболевания, а совокупность симптомов, находящихся в той или иной степени в связи между собой; они складываются в более или менее определенную картину психопатического состояния, различную в разных случаях. Такими примерами психопатического состояния может, по С. С. Корсакову, служить состояние меланхолическое, маниакальное. Картина болезненного процесса слагается из последовательной смены психопатических состояний. Прекрасным подтверждением справедливости таких утверждений можно считать выделение С. С. Корсаковым еще одной новой болезни, которая в дальнейшем была названа его именем. Эта форма болезни есть вариант острой алкогольной энцефалопатии, развивающейся обычно после атипичного алкогольного делирия (белой горячки), и характеризуется сочетанием полиневрита с различной по выраженности атрофией мышц конечностей, а также психическими изменениями в сфере памяти - амнезией, конфабуляцией, псевдореминесценцией.

На XII Международном медицинском конгрессе в 1897 году профессор Ф. Жолли , сделавший доклад о расстройствах памяти при полиневритах, предложил назвать полиневритический психоз болезнью Корсакова. Оригинальные корсаковские наблюдения вскоре были признаны психиатрами всех стран, что объясняется и тем, что старое симптоматическое направление уже не удовлетворяло ученых. С. С. Корсаков раньше Э. Крепелина (во всяком случае, независимо от него) создал своим определением полиневритического психоза нозологическую концепцию, которая являла блестящий пример нового понимания психоза с определенными патогенезом, симптоматикой, течением, прогнозом и патологической анатомией.

Кроме учения о расстройствах памяти, огромное значение имело учение С. С. Корсакова об остро развивающихся психозах, что позволило ему установить совершенно новую болезненную единицу - дизнойю. С. С. Корсаков полемизировал с В. Гризингером, полагая, что представления последнего о том, что всем психозам предшествуют аффективные расстройства, утратило свое универсальное значение. Он приводил историю учения о таких острых психозах, которые начинаются без предшествующих эмоциональных расстройств. Последовательно были выделены паранойя, разделившаяся на острую и хроническую, галлюцинаторное помешательство (острое) и первичное излечимое слабоумие. Сам С. С. Корсаков полагал, что среди неаффективных психозов существуют три основные формы - аменция Мейнерта, паранойя и преждевременное слабоумие. Из Мейнерта С. С. Корсаков и выделил дизнойю, которую следует рассматривать как основную предшественницу острой шизофрении. Он подразделил новое заболевание на подгруппы, но дал и общую характеристику всей формы в целом. К основным признакам С. С. Корсаков отнес нарушения интеллектуальной деятельности с расстройством сочетания идей, дефектом ассоциативного аппарата, расстройства со стороны душевного чувства и расстройства в сфере воли.

Совершенно очевидно, что в 1891 году, когда Э. Крепелин еще не заявлял о своей концепции раннего слабоумия, С. С. Корсаков, создавая учение о дизнойе и стремясь к выделению «естественных болезненных единиц», подобных прогрессивному параличу, обозначил острые заболевания как аутоинтоксикационные, по его мнению, психозы с правильным формальным восприятием внешнего мира, но с неправильным сочетанием этих восприятий. С. С. Корсаков при этом не основывал свое выделение болезни на специфических конечных состояниях - наоборот, он изучал динамику острых состояний и видел главное в патогенезе, понимая возможность различных исходов - от смерти, слабоумия до выздоровления.

Естественным выражением взглядов выдающегося ученого стала и его классификация психозов, при этом он считал, что систематика должна:

• позволять всякую наблюдаемую форму, хотя бы чисто симптоматическую, обозначить определенным названием;
• удовлетворять главным образом клиническим потребностям, т. е. помогать разделять болезни на формы по особенностям их симптомов и течения;
• не заставлять насильственно втискивать тот или другой случай, не подходящий к точному определению, в узкие рамки установленных форм и тем давать возможность дальнейшего развития знаний относительно отдельных форм душевных болезней.

Выделив три класса заболеваний, С. С. Корсаков особенно полно обосновал дифференцировку психозов и психопатических конституций, противопоставив им скоропреходящие психические расстройства - симптоматические и самостоятельные, а также состояния психического недоразвития. Во втором классе убедительно разграничены те заболевания, которые в дальнейшем составили группу «эндогенной патологии», включая дизнойю, и «органическую патологию». Классификация С. С. Корсакова стала для своего времени единственной полной и оригинальной классификацией психических болезней, основанной на принципе нозологии.

В.М. Бехтерев , крупнейший русский невролог-психиатр, также внес значительный вклад в развитие нозологического понимания психических заболеваний. Он стал пионером выделения психопатии, выступив в 1885 году в Казани с обстоятельным докладом по этой проблеме; в последующем он опубликовал работу о судебно-психиатрическом значении психопатии для решения вопроса о вменяемости.

Изучение работ ведущих русских психиатров 80 - 90-х годов XIX века подтверждает, что отечественная психиатрия в это время накопила достаточно большой клинический материал для создания основательного фундамента клинико-нозологической систематики. Эти исследования отличались глубиной и содержательностью, опирались на научно обоснованные подходы к пониманию этиопатогенеза отдельных нозологических единиц (аутоинтоксикация как основа дизнойи, по С.С. Корсакову, «объективная психология» по В.М. Бехтереву). Все это стало предтечей появления на арене европейской психиатрии Э. Крепелина , который, синтезировав опыт, накопленный предшественниками, в самом конце XIX века предпринял революционную попытку утверждения нозологического направления в психиатрии как основы понимания всей психической патологии.

Основной идеей Э. Крепелина была следующая гипотеза: «Течение и исход болезни строго соответствуют ее биологической сущности» . Следуя К.-Л. Кальбауму, он избрал прогрессивный паралич своего рода стандартом и поставил своей задачей из аморфной массы всего остального клинического материала выделить такие же резко очерченные нозологические формы. Эти идеи были высказаны им в IV издании учебника «Психиатрия», вышедшем в 1893 году, хотя еще не были в то время окончательно им сформулированы. Однако уже в этой книге Э. Крепелин утверждал, что периодическая мания и циркулярный психоз родственны между собой. Э. Крепелин показал, что течение кататонии имеет роковой исход для больных, и, несмотря на возможность в некоторых случаях практического излечения, пристальное наблюдение опытного психиатра всегда позволяет обнаружить при этом неизгладимые черты разрушительного процесса, который он обозначил термином «ферблодунг» («поглупение»). К числу таких же процессов он отнес и гебефрению Геккера, и простое слабоумие Дима, и бредовые психозы с систематической эволюцией Маньяна. Всю эту патологию Э. Крепелин объединил как самостоятельную нозологическую форму прогрессирующего психического заболевания, которая была им обозначена как «раннее слабоумие». По течению и прогнозу автор противопоставил раннему слабоумию как заболевание, при котором чередуются фазы мании и депрессии, но при этом не развивается характерное для раннего слабоумия «поглупение».

27 ноября 1898 года Э. Крепелин выступил с докладом на тему: «О диагнозе и прогнозе деменции прекокс», а в 1899 году в VI издании своего «Учебника психиатрии» ввел новое название циркулярной болезни - маниакально-депрессивный психоз. Таким образом, была создана дихотомия двух основных эндогенных заболеваний, различающихся прогнозом - неблагоприятным при раннем слабоумии и благоприятным при маниакально-депрессивном психозе. Паранойю Э. Крепелин выделил в самостоятельную форму заболевания, так как при ней он не нашел признаков заключительного слабоумия.

То, что совершил Э. Крепелин в последние годы XIX столетия, произвело коренной переворот в клинической психиатрии, так как его идеи стали распространяться в разных странах, в том числе и в России, где они были приняты большинством врачей-психиатров (кроме В.П. Сербского). Психиатрическая нозология вышла на первый этап своего развития, что определило перспективу изучения проблем науки в XX веке.

Исключительная научная эрудиция Э. Крепелина позволила ему полно разработать очень стройные концепции и создать классификацию, сохранившую свое значение как образец логически последовательной методической разработки. Сокращенная классификация Э. Крепелина, так называемая малая схема, легла в основу номенклатуры, принятой для отчетов в русских психиатрических больницах. С.С. Корсаков при создании русской национальной классификации включил в нее основные позиции крепелиновской систематики , которая у Э. Крепелина выглядела так:

• Душевные расстройства при травматических повреждениях мозга.
• Душевные расстройства при других органических заболеваниях мозга.
• Душевные расстройства при отравлениях.
• А. Алкоголизм.
• Б. Морфинизм и другие .
• В. Отравления ядами при нарушении обмена веществ (уремия, диабет и др.).
• Г. Расстройства функций эндокринных желез (кретинизм, микседема и др.)
• Душевные расстройства при инфекционных болезнях (тифе и пр.).
• Сифилис мозга, включая табес. Прогрессивный паралич помешанных.
• Артериосклероз. Пресенильные и сенильные душевные расстройства.
• Генуинная эпилепсия.
• Шизофрения (формы раннего слабоумия).
• Маниакально-депрессивный психоз.
• Психопатии (навязчивые состояния, психоневрозы, патологические характеры).
• Психогенные реакции, включая истерические ( , травматический и военный невроз, неврозы испуга, ожидания и пр.).
• Паранойя.
• Олигофрения (идиотизм, имбецильность и пр.).
• Неясные случаи.
• Психически здоровые.

КЛАССИФИКАЦИЯ ПСИХИЧЕСКИХ БОЛЕЗНЕЙ В НОВОЕ ВРЕМЯ

Новое время (XIX - XX века) наметило пути для укрепления нозологических позиций, которые все более совершенствовались в соперничестве с идеями концепции «единого психоза».

Литература по затрагиваемой проблеме, появившаяся в XX веке, была чрезвычайно обширна, но, как и в прежние времена, неоднозначна. При этом существенно, что после выделения Э. Крепелином в 1896 году дихотомии «маниакально-депрессивный психоз - раннее слабоумие» (которое в 1911 году было обозначено Е. Блейлером термином « ») вновь активизировалась полемика между «нозологами» и сторонниками приоритета понятия «симптомокомплекс» с учетом известных работ А. Гохе, К. Ясперса, К. Шнайдера и др. Как известно, А. Гохе иронически сравнил поиски «болезней» в психиатрии, которые он называл фантомом, с переливанием мутной жидкости из одного сосуда в другой; столь же скептически оценивал нозологическую позицию Э. Кречмер. Э. Крепелин многократно пересматривал свои первоначальные взгляды и в 1920 году стал говорить о «регистрах».

К середине XX века вновь стали достаточно отчетливо постулироваться «антинозологические» установки. Так, М. Блейлер в переизданиях руководства по психиатрии предпочитал говорить не о болезнях, а об аксиальных симптомокомплексах, выделении «основных форм психических расстройств», имея в виду «органический психосиндром, развившийся в результате диффузного поражения мозга»; «эндокринный психосиндром», вызванный заболеваниями эндокринной системы; «острые экзогенные реакции» типа реакции Бонгеффера, возникающие при общесоматических заболеваниях; «психореактивные и психогенные расстройства», вызванные психическими переживаниями; «варианты личности» (психопатии и олигофрении), а также «эндогенные психозы».

Эти основные синдромы действительно составляют ядро всех международных классификаций, принятых в последние десятилетия. Например, МКБ-9 строилась на утвержденной после работ В. Куллена (невроз) и Э. Фейхтерслебена (психоз) дихотомии «невроз - психоз». По мнению Э. Фейхтерслебена, «каждый психоз есть в то же самое время и невроз», это подтвердилось в дальнейшем при тщательном изучении клинического течения таких заболеваний, как шизофрения (эндогения) и органические поражения центральной нервной системы (ЦНС), так как неврозоподобные (непсихотические) картины встречаются практически при любом заболевании, детерминированном нозологически.

Несмотря на то что за последние 100 лет ученые неоднократно пересматривали международную классификацию психических заболеваний, наиболее активно данный процесс идет в последние 20 лет. Это связано с общим прогрессом биомедицинских исследований, развитием генетики, психоиммунологии, эпидемиологии и психофармакологии, с помощью которой удалось не только добиться значительных успехов в области терапии психических заболеваний, но и существенно изменить «лицо болезни», а с нею контингент стационарных и амбулаторных больных.

Связанные с явлениями патоморфоза изменения в формах течения и симптоматики психических заболеваний, значительное увеличение стертых, субклинических проявлений болезни полностью не объясняют необходимость постоянного внимания психиатров к проблемам классификации. Все возрастающее количество различных психосоциальных факторов в условиях индустриализации и урбанизации также оказывает несомненное влияние на развитие психических заболеваний. Зачастую проблемы классификации выходят за рамки нашей дисциплины в связи с пристальным вниманием общества к самому понятию «психическая болезнь» и с развитием так называемого антипсихиатрического движения.

СОЗДАНИЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ КЛАССИФИКАЦИИ

Прогресс в области развития классификации хотя и очевиден - эволюция от МКБ-6 до МКБ-10 (МКБ - Международная классификация болезней), - но, на наш взгляд, недостаточно поступателен. Это связано во многом с противоречивостью подходов к заданной проблеме, с извечным спором нозологического и синдромального принципов классификации, а также с рядом малоизученных субъективных и объективных факторов. Между тем первая международная классификация психических заболеваний была предложена комиссией под председательством Огюста Мореля (Auguste Benedict Morel, 1809-1873) Международному конгрессу по психиатрическим наукам в 1889 году в Париже и насчитывала 11 категорий: мания, меланхолия, периодическое помешательство, прогрессивное периодическое помешательство, деменция, органическое и сенильное слабоумие, прогрессивный паралич, неврозы, токсическое помешательство, моральное и импульсивное помешательство, идиотия. Прообразом Международной классификации болезней явилась Международная классификация причин смерти, которая была одобрена Международным статистическим институтом в 1893 году. С 1900 года данная классификация стабильно пересматривалась каждые последующие 10 лет, служила в основном для статистических целей и не включала какой- либо систематики, связанной с психическими болезнями. Между Первой и Второй мировыми войнами служба гигиены Лиги Наций участвовала в создании классификации путем периодической ревизии «Листа причин смерти и повреждений». В 1938 году в данной классификации (5-й пересмотр) впервые появилась рубрика «Расстройства нервной системы и органов чувств».

В 1948 году ответственность за данную процедуру приняла на себя Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ), которая провела очередной, шестой пересмотр «Листа причин смерти и повреждений» и дала ему новое название - «Руководство по международной классификации болезней, повреждений и причин смерти» (МКБ-6). В данном руководстве появился раздел «Психические, психоневрологические и личностные расстройства», включавший в себя десять категорий психозов, девять категорий психоневрозов и семь категорий для обозначения расстройств характера, поведения и умственного развития. Данная классификация была единогласно принята странами - членами ВОЗ, однако в ней почему-то отсутствовали такие понятия, как деменция (слабоумие), некоторые распространенные личностные расстройства и ряд других нарушений. Все это привело к тому, что, несмотря на настоятельные рекомендации ВОЗ, разделом классификации по психическим болезням официально воспользовались лишь в пяти странах: Великобритании, Новой Зеландии, Финляндии, Перу и Таиланде.

Ситуация не сразу вызвала серьезную озабоченность, поэтому соответствующий раздел МКБ-7 (1955 год) появился практически без каких-либо изменений. Между тем, отсутствие общего языка у психиатров в эпоху «психофармакологической революции» 1950-х годов уже служило серьезным тормозом прогресса научных исследований международного уровня в областях психофармакологии и эпидемиологической психиатрии. В 1959 году ВОЗ поручила эмигрировавшему из Австрии в Англию Эрвину Штенгелю (Erwin Stengel) изучить ситуацию, сложившуюся вокруг МКБ-7, тем более что в самой Великобритании, несмотря на официальное признание МКБ-7 правительством, психиатры ее практически игнорировали. В своем объемном докладе Э. Штенгель охарактеризовал отношение психиатров разных стран к МКБ-7 как «амбивалентное, если не циничное», подчеркнув при этом «практически всеобщую неудовлетворенность состоянием психиатрической классификации как национальной, так и международной». Э. Штенгель пришел к выводу, что невозможность (или нежелание) использовать единую номенклатуру терминов обусловлена этиологическим происхождением диагностических дефиниций. И именно различный подход к проблеме этиологии у разных психиатрических школ делал эту проблему столь трудноразрешимой. Тогда же Штенгель выступил с предложением исключить этиологический принцип из международной классификации и употреблять диагностические термины лишь в качестве функциональных наименований, характеризующих отклонения от нормы. В этом же докладе было рекомендовано создать для пользования МКБ глоссарий терминов на максимально большом количестве языков.

После опубликования и обсуждения доклада Штенгеля ВОЗ приступила к работе над МКБ-8, причем одним из основных направлений данного проекта было создание глоссария психиатрических терминов. Оказалось, что в связи с существующими разногласиями между различными психиатрическими школами данная работа потребует слишком много времени и средств, а потому было решено предложить каждой стране подготовить вначале свой собственный вариант.

Опыт работы над национальными глоссариями, безусловно, был весьма полезен при подготовке Международного глоссария терминов. МКБ-8 была принята Генеральной ассамблеей ВОЗ в 1966 году и начала функционировать на национальном уровне с 1968 года, глоссарий же был подготовлен лишь в 1974 году.

Несмотря на то что путь создания первой международной классификации психических заболеваний был тернист и сложен, сам факт ее появления и повсеместного распространения свидетельствует о многом. Он, безусловно, отразил прогресс, достигнутый учеными в областях биологической психиатрии, психофармакологии, социальной психиатрии, а также в эпидемиологических исследованиях.

В 1975 году была принята МКБ-9, которая не содержала радикальных изменений по сравнению со своей предшественницей, однако была дополнена глоссарием, явившимся результатом шестилетней работы психиатров из 62 стран. Несмотря на громоздкость и эклектичность, МКБ-9 стала важным шагом вперед в деле классификации и имела большое практическое значение для развивающихся международных исследований и выработки унифицированного диагноза. Ученых не смущало, что классификация основана на различных принципах, что в ней использовались весьма разнообразные по своей природе показатели (этиологические, симптоматологические, возрастные, поведенческие и др.). Считалось, что такой подход в дальнейшем будет способствовать переходу к многоосевой классификации, а это позволит осуществлять диагностику максимально индивидуально.

Принятие американских классификаций DSM-III и DSM-III-R послужило основой для разработки последней Международной классификации МКБ-10. Нельзя не отметить, что эта классификация принималась в период холодной войны и была не лишена некой авторитарности, так как вводилась под девизом устранения из классификации «вялотекущей шизофрении», якобы искусственно сконструированной в СССР в политических целях. При этом вовсе не принимались во внимание исторические реалии - выделение Э. Блейлером «латентной шизофрении» еще в 1911 году, наличие ряда американских работ о «псевдоневротической шизофрении», описание К. Паскалем шизофрении с психастеноподобной и истероподобной симптоматикой во Франции и др.

Систематика в рамках МКБ-10 отличается, во-первых, тем, что по сравнению с МКБ-9 в ней приведено в три раза большее количество дескрипторов. Данное обстоятельство придает ей своеобразный «инвентаризационный» характер. Кроме того, она, как и DSM-III, эклектична и не следует строго нозологическому принципу, хотя и не исключает такие нозологические формы, как шизофрения и эпилепсия. Однако наряду с рубрикой «шизофрения» в ней имеется и рубрика «шизотипические расстройства», обозначение которых весьма неопределенно, и подчас трудно провести границу между «шизотипическими расстройствами» и «типическими» шизофреническими заболеваниями. Кроме того, в МКБ- 10 уже отсутствуют такие исторически сложившиеся категории «пограничной» психиатрии, как неврозы, психопатии, замененные достаточно аморфным термином «расстройства личности».

Своеобразие данной систематики объективно отражает новый, препарадигмальный период развития психиатрии, формирующийся на фоне исторического развития дихотомии «нозология - симптоматология», которое прослеживается со времен античности как отзвук негласной полемики Косской и Книдской школ, дошедшей до наших дней.

Достаточно неопределенна и размыта рубрика «соматоформные расстройства», что видно из нечеткости самого определения этой диагностической «единицы» и того, что оно включает в себя совершенно разнородные в этиопатогенетическом смысле картины. «Диссоциативные расстройства» обычно в клиническом понимании отождествляются со схизисом, так как в классической работе Э. Блейлера (1911) именно расщепление, диссоциация, схизис относятся наряду с аутизмом и потускнением эмоций к основным симптомам шизофрении. В МКБ-10 «диссоциированные расстройства» в основном описывают различные варианты истерической симптоматики. Практика сегодняшнего дня показывает, что диагностика, например, «легкого депрессивного эпизода» совершенно произвольна и часто натянута, к тому же такая формулировка не дает представления о причине депрессивного состояния (психогения? циклотимия? шизофрения?). Недостаточная четкость понятий и дефиниций МКБ-10, ее громоздкость, включение в сферу психической патологии разнообразных поведенческих состояний позволили антипсихиатрам и антипсихиатрическому движению активно апеллировать к мировой общественности с протестом против психиатрии, ссылаясь прежде всего, как это ни парадоксально, на МКБ-10, якобы узаконивающую оценку всего общества как «ненормального».

По нашему представлению, основы национальной психиатрической классификации все же складывались с учетом исторической трансформации взглядов на основные психические расстройства, которые в зависимости от этиологии и типа течения рассматривались как относительно самостоятельные виды болезней. В целом эти «болезненные единицы», представляющие собой сформированные симптомокомплексы, достаточно четко описаны в классификациях С.С. Корсакова (1893), Ф.Е. Рыбакова (1914), В.А. Гиляровского (1938), A.B. Снежневского, P.A. Наджарова (1983).

В самом общем виде они могут быть представлены следующим образом:

1. Экзогенно-органические психические заболевания:

а) психические нарушения при травмах головного мозга;

б) психические нарушения при инфекционных заболеваниях;

в) психические нарушения при интоксикациях ЦНС;

г) психические нарушения при опухолях головного мозга;

д) психические нарушения при алкоголизме и х;

е) симптоматические психозы, связанные с соматическими неинфекционными заболеваниями.

1. Эндогенные психические заболевания:

а) шизофрения (с непрерывным, приступообразным и периодическим течением)

б) циклофрения (фазофрения, аффектофрения); циркулярные и монополярные психозы; циклотимия;

в) смешанные эндогенные психозы ();

г) паранойя;

д) функциональные психозы позднего возраста; инволюционная меланхолия; инволюционный параноид.

1. Эндогенно-органические психические заболевания:

а) эпилепсия;

б) дегенеративные (атрофические) процессы головного мозга; ; ;

б) задержка психического развития;

в) искажения психического развития.

Нельзя не отметить, что принципы нозологического и симптоматологического подходов на всем протяжении исторического развития и формирования основных концепций постоянно сосуществуют. По мнению А. Кронфельда (1940), они и в дальнейшем будут находиться в единстве, что должно способствовать совершенствованию диагностики и, главное, повышению эффективности терапии.

В современных исследованиях, посвященных классификации психических заболеваний с анализом подходов различных национальных школ, особо подчеркивается важность биологических критериев разграничения психозов, отмечается особая роль биохимических факторов, генетических маркеров, в частности дексаметазоновой пробы при депрессиях.

Работа П.В. Морозова в этом отношении стала первой и важной вехой поиска на данном направлении, первой мультинациональной работой по рассматриваемой теме, утверждавшей приоритет психопатологически-биологического системного подхода для классификации психозов и использования многоцентровых международных коллабораторных программ ВОЗ.

Сложность проблемы во многом объясняется сменой основной парадигмы, что заставляет многих исследователей (Ф. Роберте, 1997; Н. Андреахен, 1997 и др.) вновь говорить о кризисе в психиатрии. В связи с успехами биологии и молекулярной генетики рассматривается возможность использования в целях систематики для анализа отдельных нозологических форм роли генетических факторов в развитии психических заболеваний современных методов молекулярной генетики и генетики количественных признаков.

Такое системное исследование позволит, по мнению ряда ученых, изучить вовлечение в патогенез психических заболеваний генов и на этой основе разработать новые методы диагностики и лечения психических заболеваний. Н. Андерсен полагает, что психиатрия будущего станет развиваться как биологическая наука, основанная на данных нейробиологических исследований, и основной акцент будет сделан на симптоматологическом подходе. В России работы В.И. Трубникова, Г.П. Пантелеевой, Е.И. Рогаева и др. акцентируют внимание на том, что существующие классификации клинических форм психических заболеваний не учитывают их генетической гетерогенности. Формирование коллекции ДНК больных эндогенными психозами и перспективы подобных исследований дают основания для успешного развития новой области психиатрии - молекулярной психиатрии. К сожалению, большинство работ этого направления осуществляется не в нашей стране. Расширение молекулярно-генетических исследований и биологических изысканий направлено на поиски особых мутаций в генах, которые могут быть вовлечены в основные биохимические пути обмена и привести к обнаружению единичных мутаций, обусловливающих нарущение определенных психических функций.

Как справедливо отмечал В.П. Эфроимсон, показанные на примере нервных болезней положения о наследовании имеют универсальное значение для клинической генетики. Они заставляют врача ориентироваться не на болезнь как таковую, а на ее конкретные формы, так что необходимо быть готовым к обнаружению под покровом клинически сходной симптоматики в разных семьях совершенно различных патологий. Это может приблизить психиатрию к достижению более точного знания об этиологии психических заболеваний на генно-молекулярном и даже атомарном уровнях при тех состояниях, которые в существующих классификациях рассматриваются подчас как самостоятельные нозологические формы. Теперь мы знаем о том, например, что при некоторых видах у ряда больных существует заинтересованность I и XXI хромосом, о том, что хорея Гентингтона определяется методом ДНК-диагностики с точным установлением поражения короткого плеча IV хромосомы и т.д. Подобные изыскания позволяют предполагать, что в XXI веке может возникнуть новый подход к терапии психических заболеваний, а именно генотерапия, о чем достаточно уверенно говорят современные генетики. Безусловно, на новом уровне развития молекулярной психиатрии будут совершенствоваться и методы клинической психопатологической диагностики. Если говорить о парадигме психиатрии XXI века, то нужно иметь в виду ряд исследований, посвященных этому вопросу. Так, в работах G. Engel 1977-1988 годов, сформулирована и развита биопсихосоциальная модель психиатрии, которая обеспечивает, по мнению автора, новое мышление психиатра и определяет новые подходы к пониманию причин отклонения в поведении человека и соответственно к обеспечению здоровья, нормального развития и успехов в лечении психических заболеваний.

Обоснование ценности биопсихосоциальной модели автор дает на фоне рассмотрения многих философских теорий - механицизма, дуализма, детерминизма, ньютоновских воззрений, а также достижений современной физики.

A. Beigel (1995) полагает, что XX век принес в психиатрию много выдающихся изменений, каждое из которых доминировало в течение 20 лет и более. К таким изменениям он относит формирование классической психиатрии Э. Крепелином и Э. Блейлером, теорию Зигмунда Фрейда о роли бессознательного, внедрение в практику эффективных психофармакологических средств и связанное с этим выведение большого числа психически больных за стены психиатрических стационаров, а в конце столетия таким новым явлением стала быстрая эволюция психиатрии, обусловленная открытиями в области нейронаук, которые возродили интерес к этиологии и нозологии психозов.

На пороге нового столетия, по мнению автора, психиатры должны выработать мировоззрение, которое сближало бы их с представителями других медицинских дисциплин, ибо только полное взаимопонимание обеспечит успешное развитие психиатрии в будущем. Пересмотр мировоззрения возможен лишь при критическом отношении профессионалов к состоянию современной психиатрии. В связи с этим авторы считают важным выдвинуть следующие принципиальные позиции для успешного продвижения в будущее: принятие всеми психиатрами биосоциальной модели психиатрии, осознание значения для психиатрии ее научных основ, а именно достижений в области молекулярной биологии, биохимии, генетики и развития новых методов исследования мозга; понимание того, что психиатрия является медицинской дисциплиной и главным ее приоритетом должны быть защита человеческих ценностей и прав, уважение к больному и укрепление его позиций.

Клиническое (феноменологическое, дискриптивное) направление психиатрии имеет свои истоки в глубокой древности. В частности, описание помешательства можно встретить в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера, эпосах «Махабхарата», «Младшая Эдда» и «Калевала». Их можно найти также в священных текстах Библии, Корана и Талмуда. Метафизический опыт человека связан с религиозными практиками, случайным и направленным использованием психоактивных веществ, а также опытом переживания утрат, греха, боли, умирания. Он позволил почти 4000 лет назад установить границы души и тела, определить степень конечности существования и динамику душевных состояний. Теории структуры души различаются в иудаистской, буддистской, христианской, мусульманской и других религиозных традициях. Однако все они подчеркивают неотделимость психических явлений от окружающего мира, а также разделяют индивидуальный и коллективный духовный опыт.

Подробное описание психических расстройств, особенно эпилепсии и истерии, принадлежит Гиппократу (460-370 до н.э.), который придал некоторым мифологическим образам свойства, характерные для психических расстройств, - например, он описал манию, меланхолию. Им же выделено четыре основных темперамента, связанных с преобладанием одной из четырех жидкостей - крови, флегмы, черной или желтой желчи. Гиппократом показана зависимость психических расстройств от соотношения «жидкостей», в частности, меланхолию он связывал с черной желчью, он также утверждал, что истерия связана с блужданием матки. Это воззрение сохранялось вплоть до XIX века. Им описана типология эпилепсии и предложено диетическое лечение этого заболевания. Платон (427-347 до н.э.) выделял два типа безумия - одно, связанное с воздействием богов, другое - связанное с нарушением рациональной души. В платонической и неоплатонической традициях была введена классификация негативных и позитивных душ человека. Аристотель (384-322 до н.э.) описал основные эмоции, включающие страх, тревогу, и выделил понятие сверхсильной эмоции - аффекта. Гален из Пергама, живший в римский период, считал, что депрессия обусловлена избытком черной желчи. Св. Августин (354-430 н.э.) в своих посланиях из Северной Африки впервые ввел метод внутреннего психологического наблюдения переживаний (интроспекция). Описание переживания, по Св. Августину, позволяет понять его окружающим, разделить, сопереживать.

Его описания по праву можно считать первыми психологическими трактатами. Авиценна (980-1037 н.э.) в «Каноне врачебной науки» описывает две причины психических расстройств: глупость и любовь. Он также впервые описал состояние одержимости, связанное с превращением человека в животных и птиц и подражанием их поведению. А также описал особое поведение врача при беседе с психически больным пациентом.

В средневековой Европе состояния одержимости были описаны в многочисленных трактатах схоластов. Классификация расстройств носила демонологический характер в зависимости от стилистики поведения психически больного. Тем не менее период средневековья позволил подойти к классификации духовных феноменов. Парацельс (1493-1547) отрицал связь психозов с наследственностью, считая, что существует связь между минералом, звездой, болезнью и характером, он предложил лечение психических расстройств химическими препаратами. В эпоху Возрождения появились описания типологии эмоций при психических расстройствах, в частности, Леонардо да Винчи и Микеланджело принадлежат серии рисунков, иллюстрирующих изменение мимики и поведения при психических и физических страданиях. Уже Т. Bright (1551-1615) считал, что депрессия может быть вызвана психологическими факторами и страдание прямо связано с расстройством психики.

Первая классификация психических расстройств принадлежит F. Platter (1536-1614), который описал 23 психоза в 4 классах, связанных с внешними и внутренними причинами, в частности - воображением и памятью, а также сознанием. Он был первым исследователем, который отделил медицину от философии и отнес ее к естественным наукам. W. Harvey (1578-1637) считал, что психические эмоциональные расстройства связаны с работой сердца. Эта «кардиоцентрическая» теория эмоций в целом осталась центральной также для христианской теологии. P. Zacchia (1584-1659) предложил классификацию психических расстройств, включающую 3 класса, 15 видов и 14 разновидностей заболеваний, он также является основоположником судебной психиатрии. В. de Sauvages (1706 - 1767) все психические расстройства, всего 27 видов, описал в 3 разделах, в основу классификации им был положен симптоматический принцип, аналогичный соматической медицине.

Интерес к классификациям в психиатрии и медицине шел параллельно со стремлением к дескриптивному подходу естественной истории, вершиной которого была классификация Карла Линнея. Родоначальником американской психиатрии является В. Rush (1745- 1813), один из авторов «Декларации Независимости», который в 1812 году опубликовал первый учебник психиатрии. Т. Sutton в 1813 году описал алкогольный делирий, A R. Gooch в 1829 году - послеродовые психозы. В 1882 году A. Beuel выделил прогрессивный паралич, который был первым самостоятельным психическим заболеванием, имеющим определенную этиологию и патогенез, то есть соответствующим принципу нозологии в медицине. R. Krafft-Ebing (1840-1902) описал гомосексуализм и аномалии сексуального поведения. С.С. Корсаков в 1890 году выделил психоз при хроническом алкоголизме, сопровождавшийся полиневритом с расстройствами памяти.

В конце XIX - начале XX века Е. Kraepelin в классификации психических расстройств выделяет олигофрению, раннее слабоумие, которое в 1911 году Е. Bleuler названо шизофренией. Он также впервые описывает маниакально-депрессивный психоз и парафрению. В начале XX века Е. Kraepelin заинтересовался этническими оттенками психозов, характерные для представителей различных народов. В дальнейшем его работы становятся предпосылкой этнической психиатрии.

В 1893 году была введена первая Международная статистическая классификация причин смерти МКБ (ICD) 1, последовательно в 1910, 1920, 1929 годах были введены МКБ 2-4, в 1938 - МКБ 5, в 1948, 1955 - МКБ 6-7. К началу XX века до 70-х годов можно было выделить три основные школы клинической феноменологии, хотя существовали оттенки различных школ психопатологии. Немецкая школа характеризовалась акцентом на нозологические единицы, которые включали синдромы и симптомы. Этой же точки зрения придерживались русские, а затем и советские психиатры. Французская школа, опиралась преимущественно на уровень симптомов и синдромов. Американская школа основное внимание уделяла реакциям, в том числе реакциям адаптации.

В 1952 году в США была введена оригинальная национальная классификация Diagnostic System Manual Mental Disorders (DSM I), которая отличалась от европейских классификаций тем, что наряду с осью клинических признаков выделялась ось социального функционирования и реакции на стресс. В 1968 году введена DSM II, в 1987 - DSM IIIR, в 1993 - DSM IV, в 2000 - DSM IVR.

В 1965, 1975 годах соответственно в Европе были введены МКБ (ICD) 8 и 9, а в 1989 - МКБ 10, ввод в практику которой государствами - членами ВОЗ произошел в 1994 году. В Украине переход на МКБ 10 произошел с 1999 года. Тем не менее наряду со стремлением к созданию единых между Европой и США клинических воззрений и намерениями объединить ICD и DSM, существуют противоположные попытки противопоставить единой системе классификации национальные школы.

Биологическое направление психиатрии основано на исследованиях связи между физиологией и биохимией мозга, генетикой с основными психическими расстройствами. G. Moreu de Tour в 1845 году описал на себе экспериментальный психоз с применением гашиша. G.T. Fechner в 1860 году обнаружил связь между интенсивностью стимула и сенсорной реакцией, которая легла в основу изучения восприятия в норме и патологии. В. Morel в конце XIX века причиной помешательства считал наследственную дегенерацию, которая усиливается от поколения к поколению от степени аномалии личности к психозу и слабоумию. Ch. Lombroso в это же время описал связь между гениальностью и помешательством, предполагая, что это звенья одной цепи. Ch. Darwin утверждал, что поведение, в частности выражения эмоций у психически больных и особенно лиц с умственной отсталостью (микроцефалов), являются одним из доказательств происхождения человека. Дегеротипы пациентов ему предоставил H. Maudsley. Этой же точки зрения придерживался нейроморфолог К. Vogt. W.R. White (1870-1937) показал, что при описании психоза необходимо интегрировать неврологические, психиатрические и психоаналитические концепции. Е. Kretschmer в 1924 году в работе «Строение тела и характер» устанавливает связь астенической конституции и шизофрении, а также пикнической конституции и маниакально-депрессивного психоза. В 1917 году J.W. Wager-Jauregg получил Нобелевскую премию за применение моляротерапии прогрессивного паралича. Это первая и единственная за всю историю науки премия, полученная за работы в области терапии психических заболеваний. В начале XX века И.П. Павлов в серии работ экскурса физиологии в психиатрию выявил связь между условными рефлексами и формированием патологического мышления. Им разработана оригинальная психофизиологическая классификация типов личности и первая физиологическая теория психодинамики. В результате развития его идей G. В. Watson создал бихевиоральное направление, а в дальнейшем бихевиоральную терапию психических расстройств. F. Kallman (1938) создал первую системную генетическую теорию развития шизофрении на основании изучения сходства болезни у близнецов и близких родственников. G. Delay и P. Deniker в 1952 году в результате развития идей искусственной гибернации синтезировали первый нейролептик хлорпромазин, с которого началась психофармакологическая эра в психиатрии. В 1981 году R. Sperry получил Нобелевскую премию за серию работ 60-80-х годов XX века, которые, в том числе, показали значение межполушарных взаимодействий в развитии психических расстройств. G. Bowlby (1907-1990) открывает зависимость психических расстройств у детей от факторов сепарации и депривации материнской любви. В дальнейшем его работы легли в основу описания нормы и феноменологии любви. Е. Kandel в 80-х годах создает синтетическую теорию связи между психиатрией и нейробиологией, изучая простые модели воздействия процесса обучения на изменение нейрональной архитектоники. N. Tinbergen , один из основоположников этологии, в своей Нобелевской речи в 1973 году приводит первые данные о связи биологии поведения (этологии) с системой доминантности и территориальности. В качестве одной из моделей он берет детский аутизм. В 1977 году N.Mc. Guire вводит теоретическую модель этологической психиатрии.

История психоаналитического направления связана с именем S. Freud (1856-1939), который ввел психоаналитический метод лечения психических расстройств, а также обосновал значение структуры сознания и детской сексуальности для диагностики и терапии неврозов. P. Janet создает концепцию психастении, а также психологической диссоциации, которую применил для объяснения обсессивно-компульсивного и диссоциативного расстройств. A. Adler (1870- 1937) в своих теориях («жизненного стиля», «комплекса неполноценности» и «мужского протеста») описывает индивидуально-психологические причины развития психических расстройств. C. Horney психоаналитически обосновывает развитие неврозов как результат социального окружения. М. Klein и A. Freud в 30-х годах создают систему психоанализа детского возраста. Е. Erikson описывает жизненные циклы как кризисы идентичности и вводит их в практику психоанализа и психотерапии. Н. Sullivan (1892-1949) создает интерперсональную теорию, согласно которой реализация бессознательных структур возникает в результате межперсональной коммуникации. С.G. Jung (1975-1961) основывает школу глубинной психологии, при описании психологических типов (интроверт, экстраверт) он интерпретирует аномалии личности и неврозы. Психоз им объясняется как результат нарушения индивидуации и искажение осознания архетипа. J. Lacan (1901-1981) вводит в психоанализ изучение структуры языка и метафор, указывая на то, что язык является моделью сознания и его искажения могут быть интерпретированы аналитическим методом.

Социальная психиатрия описывает системы отношения общества к психически больным, реабилитацию и эпидемиологию психических расстройств. Отношение к психическим расстройствам зависит от типа культуры. В архаической культуре аномальное поведение вызывало страх, священный трепет, отторжение или дискриминацию. В ряде культур лица с аномальным поведением становились шаманами, и сами производили ритуальные воздействия на других больных. Первым социальным обрядом воздействия на соматические и психические расстройства является trance-dance бушменов Калахари, в котором воздействие на аномальное поведение осуществлялось ритмическим пением и танцами. В Индии и юго-восточной Азии, а также в странах Африки всегда была высокая толерантность к аномальному поведению, в то время как в Европе в период средневековья принимались жесткие дисциплинирующие меры по отношению к психически больным. В частности, группы больных помещались на «корабли дураков», которые сплавлялись по рекам Европы. Пациенты подвергались пыткам инквизиции и сжигались на кострах, а первые психиатрические клиники напоминали тюрьмы, в которых больные содержались в кандалах. P. Pinel (1745-1826) первым указал на необходимость распространения принципов гуманизма на содержание и лечение психически больных. G. Conolly (1794-1866) ввел в психиатрию «принцип нестеснения» (nonrestrain).

В нацистской Германии в значительной мере под влиянием неверно интерпретированных генетических исследований психически больные подвергались систематическому уничтожению. А с середины XX века психиатрия стала применяться в политических целях для контроля инакомыслия. Реакцией на использование психиатрии как аппарата насилия государства над личностью стали работы Н.G. Marcuse и F. Szasz, которые создали антипсихиатрическое направление. Антипсихиатры считали, что психиатрический диагноз является формой дискриминации свободы личности. Они призывали к открытию дверей психиатрических больниц для активизации революционного процесса. Под влиянием антипсихиатрии в большинстве стран мира были введены демократические законы о психиатрии.

Психиатрическая школа СССР того времени ближе всего стояла к немецкой школе психопатологии и была представлена двумя основными группами исследователей: московская группа занималась большими психозами, как эндогенными, так и экзогенными. Ленинградская школа - пограничными психическими расстройствами. Основоположником московской школы можно считать М.О. Гуревича, к которой относились также В.П. Осипов и В.А. Гиляровский, а ленинградской - В.М. Бехтерев. В результате «Павловской сессии» 1952 года произошло разрушение указанных школ по политическим мотивам в связи с обвинением в «космополитизме». В результате в последующем новая московская школа оказалась тесно связана с политической системой, а в дальнейшем - с дискриминацией инакомыслящих.

Тем не менее отечественная психиатрия имеет свое оригинальное содержание и историю, в целом наполненную гуманистическим содержанием. Первое руководство по психиатрии и использование термина «психиатрия», предложенного немецким врачом Johann Reil (1803), в России опубликовал П.А. Бухановский в 1834 году. Оно называлось «Душевные болезни, изложенные сообразно началам настоящего учения психиатрии в общем, частном и практическом изложении». Вероятно именно П.А. Бухановский (1801-1844) был также родоначальником нозологического направления. Кроме того, он первым в России начал преподавание психиатрии в Харьковском университете с 1834 по 1844 годы на кафедре хирургии и душевных болезней. В дальнейшем руководства по психиатрии в России были опубликованы П.П. Малиновским (1843). Позже, в 1867 году И.М. Балинским создана отдельная кафедра психиатрии Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга, а в 1887 году А.Я. Кожевниковым - клиника психиатрии при МГУ. В 1887 году С.С. Корсаков описал алкогольный психоз с полиневритом (корсаковский психоз), который стал одной из первых нозологических единиц в психиатрии. В 20- 30-х годах XX века П.Б. Ганнушкин систематизирует динамику психопатий, а В.М. Бехтерев вводит понятие психофизики массовых психических явлений. Эти данные предвосхитил в своей диссертации «Физические факторы исторического процесса» (1917) А.Л. Чижевский при описании психических эпидемий на протяжении 2000 лет. Значительным явлением был выпуск в 1923 году учебника В.П. Осипова и нейрогенетические исследования 30-40-х годов С.Н. Давиденкова. Клинические и аналитические исследования расстройств мышления Е.А. Шевалева в 20-30-х годах превосходили лучшие образцы мировой науки того времени. Работы Л.С. Выготского и А.Р. Лурия, а в дальнейшем В.В. Зейгарник и Е.Ю. Артемьевой позволили создать оригинальную отечественную патопсихологию, которая значительно повлияла на диагностический процесс в психиатрии. В период второй мировой войны исследования М.О. Гуревича и А.С. Шмарьяна уточнили связь органических поражений и психопатологических расстройств и создали «мозговую» психиатрию, основанную на функциональной и органической морфологии. В клинике Корсакова и психиатрической клинике Казанского университета в конце 40-х - начале 50-х годов были проведены одни из первых психохирургических операций при шизофрении, в которых принимал участие А.Н. Корнетов. Основоположниками отечественной детской психиатрии считаются Г.Е. Сухарева и В.В. Ковалев, сексопатологии - А.М. Свядощ и Г.С. Васильченко, а психотерапии - Б.Д. Карвасарский.

Психиатрия

Психиатрия подразделяется на общую и частную:

Если частная психиатрия изучает отдельные болезни, то общая психопатология или, вернее, общая психиатрия, изучает общие закономерности психического расстройства… Психопатологические типичные состояния могут возникнуть при разных болезнях, следовательно, они имеют общее значение… Общая психиатрия строится на обобщении всех тех изменений, которые возникают в течении отдельных психических болезней.

Признаки (симптомы) психических расстройств составляют предмет психиатрической семиотики .

Приоритет клинического метода, подчиненное положение инструментальных методик дают повод для обвинений в субъективизме диагностики в психиатрии. Отрицание возможности объективного диагноза в психиатрии ведет к отрицанию существования психических болезней вообще и самой психиатрии как науки.

Жариков Н. М., Урсова Л. Г., Хритинин Д. Ф. Психиатрия: Учебник - М.: Медицина, 1989. С. 251

История психиатрии

Киттри исследовал ряд девиантных проявлений, таких как наркотическая зависимость , гомосексуальность , алкоголизм и психическое заболевание , и продемонстрировал, что такие проявления считались проблемами сначала морального, затем правового характера, а в настоящее время считаются проблемами медицинского характера :1 . Как результат данного восприятия, неординарные люди с отклонениями от нормы подвергались социальному контролю морального, правового и затем медицинского характера :1 . Аналогичным образом, Конрад и Шнайдер заключают свой обзор о медикализации девиантности мнением, что можно обнаружить три основные парадигмы, от которых зависели значения понятия девиантности в различные исторические периоды: девиантность как грех, девиантность как проступок и девиантность как заболевание :1 :36 .

Психиатрия в конце XIX - начале XX века

В науке о душевных расстройствах в конце XIX - начале XX века выделялись, среди прочих, две школы. Первой стоит назвать психоанализ , имевший своим началом работы Зигмунда Фрейда (1856-1939 гг.), положившего начало теории бессознательного . Согласно этому учению, в мозгу человека выделялась область животных инстинктов (т. н. «Оно», противостоящее личностному «Я» и «Сверх-Я» - диктату общества, повелевающего личностью и навязывающего определённые нормы поведения). Бессознательное, с точки зрения Фрейда и его последователей, становилось тюрьмой для запретных желаний, в частности - эротических, вытесняемых в него сознанием. Ввиду того, что окончательно уничтожить желание невозможно, для его безопасного осуществления сознание предлагало механизм «сублимации» - реализации через религию или творчество. Нервное расстройство в таком случае представлялось как сбой в механизме сублимирования и выплескивание запретного наружу через болезненную реакцию. Для восстановления нормального функционирования личности предлагалась особая техника, называемая психоанализом, которая предполагала возвращение больного к детским воспоминаниям и разрешению возникшей проблемы .

Фрейдизму противостояла школа позитивистской медицины, одним из выдающихся деятелей которой был Эмиль Крепелин . В основу своего понимания психического расстройства Крепелин положил прогрессирующий паралич и предложил новую для того времени форму изучения заболевания как процесса, развивающегося во времени и распадающегося на определённые стадии, описываемые определённым набором симптомов . Опираясь на философию позитивизма , в частности, на принцип «наука есть философия», иными словами - провозглашение реальным лишь результатов опыта или научного эксперимента в противовес схоластическому умствованию прежних времен , позитивистская медицина предлагала объяснение умственного расстройства как биологического разлада, разрушения мозговой ткани, вызванного причинами множественной природы .

Однако же ни та, ни другая теории не могли претендовать на однозначное и доказательное обоснование уже описанных в литературе или известных из клинической практики случаев - так, Фрейда и его последователей упрекали в умозрительности и несистематичности их построений, в произвольности толкований приведённых примеров. В частности, свою теорию о детской сексуальности Фрейд строил на психоанализе взрослых, объясняя невозможность её подтверждения у детей страхом запретной темы .

В свою очередь, оппоненты упрекали Крепелина в том, что теория органического поражения de facto сводила безумие к эмоциональной и умственной деградации. Излечение психического больного априори объявлялось на тот момент невозможным, а работа врача сводилась исключительно к надзору, уходу и купированию возможной агрессии. Кроме того, указывалось, что позитивистская теория не в состоянии была объяснить многочисленные случаи душевных расстройств, при том, что никаких биологических повреждений найти не удавалось .

Феноменологическая психиатрия

Как одна из возможностей выхода из намечавшегося тупика :18-19 Эдмундом Гуссерлем и его последователями предложили метод, названный феноменологическим .

Суть его сводилась к выделению неких «феноменов» - идеальных сущностей, являющихся отражением объектов реального мира, а также собственного «я» в сознании личности. Эти феномены, идеализированные факты, очищенные от эмоциональной и социальной составляющей, представляли по Гуссерлю основу всякого познания - при том, что не существовали на самом деле, но являлись неразрывно связанными с познающим субъектом. Философия, таким образом, должна была служить завершением любого исследования, представляя собой его квинтэссенцию и строгую систему на уровне научного понимания , а феноменология - инструментом этого познания.

В основе применения феноменологического метода в психологии и психиатрии стал постулат о «телесности разума» - неразрывной связи человека с внешним миром и возможности для сознания нормально функционировать исключительно в этой связи. Нарушение таковой, спутанность восприятия при передаче внешних впечатлений разуму и составляет сущность психического заболевания. Восстановление этой связи соответственно ведет к выздоровлению . Методом же достижения феноменологической ясности рассудка представлялось прояснение, выведение за скобки эмоционального аспекта и чистый, не замутнённый предвзятостью взгляд на мир, получивший у феноменологов специальное имя «эпохе » .

Общая психиатрия

Все психические расстройства принято разделять на два уровня: невротический и психотический.

Граница между данными уровнями условна, однако предполагается, что грубая, ярко выраженная симптоматика - признак психоза…

Невротические (и неврозоподобные) расстройства, напротив, отличаются мягкостью и сглаженностью симптоматики.

Психические расстройства называются неврозоподобными, если они клинически сходны с невротическими нарушениями, но, в отличие от последних, не вызваны психогенными факторами и имеют иное происхождение. Таким образом, понятие невротического уровня психических расстройств не тождественно понятию неврозов как группы психогенных заболеваний с непсихотической клинической картиной. В этой связи ряд психиатров избегает употребления традиционного понятия «невротический уровень», предпочитая ему более точные понятия «непсихотический уровень», «непсихотические расстройства» .

Понятия невротического и психотического уровня не связаны с каким-либо определенным заболеванием.

Жариков Н.М., Тюльпин Ю.Г. Психиатрия: Учебник. - М.: Медицина, 2002. - С. 71.

Расстройствами невротического уровня часто дебютируют прогредиентные психические болезни, которые впоследствии, по мере утяжеления симптоматики, дают картину психоза. При некоторых психических заболеваниях, например при неврозах, психические нарушения никогда не превышают невротический (непсихотический) уровень.

Всю группу непсихотических психических расстройств П. Б. Ганнушкин предложил называть «малой», а В. А. Гиляровский - «пограничной» психиатрией. Термины «пограничная психиатрия», «пограничные психические расстройства» часто встречаются на страницах публикаций по психиатрии .

Продуктивная симптоматика

В том случае, когда результатом работы психической функции имеет место психическая продукция, которой в норме быть не должно, такую психическую продукцию называют «положительной», «продуктивной» симптоматикой. Положительная симптоматика является признаком какого-либо заболевания (не всегда). Заболевания, ключевыми симптомами которого является такого рода «положительная» симптоматика, принято называть «Болезнями психики» или «психическими болезнями». Синдромы , образованные «положительной» симптоматикой в психиатрии, принято называть «психозами » (тема неврозов заслуживает отдельного рассмотрения [Стиль? ]). Так как болезнь - это динамический процесс, который может закончиться или выздоровлением, или образованием дефекта (с или без перехода в хроническую форму), то и такого рода «положительная» симптоматика в конечном итоге заканчивается выздоровлением или образованием дефекта. Этот дефект в работе психической функции в психиатрии принято называть «слабоумием ». (Слабоумия, возникающие до окончания формирования психических функций, то есть врожденные или сформированные в детском возрасте, требуют отдельного рассмотрения [Стиль? ] .) Следует также отметить [Стиль? ] , что продуктивная симптоматика не является специфической (для какого-либо конкретного заболевания). К примеру, и бред, и галлюцинации, и депрессия могут присутствовать в картине различных психических расстройств (с разной частотой и особенностями протекания). Но вместе с тем выделяется «экзогенный» (то есть вызванный внешними для клеток мозга причинами) тип реагирования (психики), например экзогенные психозы, и эндогенный тип реагирования (психики), или «эндогенные» расстройства. С XIX века в психиатрии существует концепция, в соответствии с которой эндогенные психозы являются единым заболеванием (т. н. теория единого психоза).

Общепатологические закономерности образования продуктивных (позитивных) психопатологических синдромов при психических заболеваниях можно представить в виде следующей схемы (А. В. Снежневский, 1983):

Соотношение продуктивных психопатологических синдромов

Негативная симптоматика

«Негативная симптомати­ка (дефицитарная, минус-сиптоматика) - признак стойкого выпадения психических функций, следствие полома, утраты или недоразвития каких-то звеньев психической деятельности. Проявлениями психиче­ского дефекта оказываются выпадение памяти, слабоу­мие, малоумие, снижение уровня личности и др. При­нято считать, что позитивная симптоматика более ди­намична, чем негативная; она изменчива, способна усложняться и в принципе обратима. Дефицитарные же явления стабильны, отличаются большой устойчивостью к терапевтическим воздействиям» (Жариков Н. М., Урсова Л. Г., Хритинин Д. Ф. Психиатрия: Учебник. - М.: Медицина, 1989. C. 161-162).

В отечественной психиатрии закономерности образования негативных синдромов при психических заболеваниях принято описывать с помощью схемы, предложенной академиком А. В. Снежневским (см. рис.).

Основные ранги негативных психических расстройств

Уровни психических расстройств изображены на схеме в виде вложенных кругов. Это призвано отразить тот клинический факт, что каждый круг более высокого уровня включает в себя все нижележащие слои психических расстройств.

Теперь рассмотрим «положительную» и «негативную» симптоматику применительно к каждой психической функции.

Нарушения восприятия

Для восприятия дефекта (негативной симптоматики) не может быть по определению, так как восприятие является первичным источником информации для психической деятельности. К положительной симптоматике для восприятия относятся иллюзия (неверная оценка поступившей от органа чувств информации) и галлюцинация (нарушение восприятия в одном или нескольких органах чувств (анализаторах), при котором ложное (мнимое) восприятие несуществующей, невоспринятой органами чувств информации трактуется как реальное).

Нарушения восприятия принято также классифицировать согласно органам чувств, к которым относится искажённая информация (пример: «зрительные галлюцинации», «слуховые галлюцинации», «тактильные галлюцинации» - их ещё называют «сенестопатии»).

Иногда к нарушениям восприятия присоединяются нарушения мышления, и в этом случае иллюзии и галлюцинации получают бредовую интерпретацию. Такой бред называют «чувственным». Это бред образный, с преобладанием иллюзий и галлюцинаций. Идеи при нём фрагментарны, непоследовательны - первично нарушение чувственного познания (восприятия).

Нарушения памяти

Проблема положительным симптоматики для психической функции «память », будет рассмотрена далее (в разделе «Заключение»).

Слабоумие, при котором ключевым расстройством является расстройство памяти, является так называемое «органическое заболевание мозга».

Нарушения мышления

Так как ключевым моментом при слабоумии, вызванном психоорганическим синдромом, является нарушение памяти , то нарушения интеллекта у больных проявляются в первую очередь, ухудшается в различной степени способность к приобретению новых знаний, снижается объём и качество знаний, полученных в прошлом, ограничивается круг интересов. В дальнейшем присоединяется ухудшение речи , в частности устной (уменьшается словарный запас , упрощается структура фраз, больной чаще использует словесные шаблоны, вспомогательные слова). Важно отметить, что нарушения памяти распространяются на все её виды. Ухудшается запоминание новых фактов, то есть страдает память на текущие события, снижается способность сохранять воспринятое и возможность активизировать запасы памяти.

Эпилепсия

Клинические проявления эпилепсии отличаются исключительным многообразием. В данной статье рассматривается только характерный эпилептический дефект (эпилептическое слабоумие - epileptic dementia).

Ключевым компонентом эпилептического слабоумия является нарушение мышления . Мыслительные операции включают в себя анализ, синтез , сравнения, обобщения, абстракцию и конкретизацию с последующим образованием понятий . Больной теряет способность отделять главное, существенное от второстепенного, от мелких деталей. Мышление больного становится все более конкретно-описательным, причинно-следственные отношения перестают быть для него понятными. Больной вязнет в мелочах, с большим трудом переключается с одной темы на другую. У больных эпилепсией обнаруживается ограничение называемых предметов рамками одного понятия (называются одни лишь домашние животные в качестве одушевлённых либо мебель и окружающая обстановка в качестве неодушевлённых). Инертность протекания ассоциативных процессов характеризует их мышление как тугоподвижное, вязкое. Оскудение словарного запаса часто приводит к тому, что больные прибегают к образованию антонима путём прибавления к заданному слову частицы «не». Непродуктивное мышление больных эпилепсией иногда называют лабиринтным.

Шизофрения

В данной статье рассматривается только характерный шизофренический дефект (шизофреническое слабоумие - dementia praecox). Это слабоумие характеризуется эмоциональным оскудением, достигающим степени эмоциональной тупости. Дефект заключается в том, что у больного не возникают эмоции вообще и (или) эмоциональная реакция на продукцию мышления извращена (такое несоответствие содержания мышления и эмоциональной оценкой его называют «расщеплением психики»).

Маниакально-депрессивный психоз

При развитии психических расстройств (продуктивной симптоматики, то есть мании или депрессии) психической функции под названием «Аффект » дефекта (слабоумия) не наступает.

Теория единого психоза

Согласно теории «единого психоза», единое эндогенное психическое заболевание, которое объединяет в себя понятия «шизофрения» и «маниакально-депрессивный психоз», на начальных этапах своего развития протекают в виде «мании», «меланхолии (то есть депрессии)» или «безумия» (острый бред). Затем, в случае существования «безумия» оно закономерно трансформируются в «бессмыслие» (хронический бред) и, наконец, приводит к формированию «вторичного слабоумия». Основоположником теории единого психоза является В. Гризингер. В её основу положен клинический принцип Т. Сиденгама , согласно которому синдром представляет собой закономерное сочетание симптомов , изменяющихся во времени. Одним из доводов в пользу этой теории является обстоятельство, что нарушения аффекта включают в себя и специфические, вызванные исключительно нарушением аффекта нарушения мышления (так называемые вторичные изменения мышления). Такими специфическими (вторичными) нарушениям мышления является в первую очередь нарушения темпа мышления (темпа процесса мышления). Маниакальное состояние вызывает убыстрение темпа мышления, а депрессия темп процесса мышления замедляет. Причём изменения темпа мышления могут быть настолько выраженными, что само мышление становится непродуктивным. Темп мышления при мании может увеличиваться до такой степени, что теряется всякая связь не только между предложениями, но между словами (такое состояние называют «словесная окрошка»). С другой стороны, депрессия может настолько замедлить темп процесса мышления, что мышление вообще прекращается.

Нарушения аффекта могут стать и причиной своеобразного, характерного только для нарушений аффекта, бреда (такой бред называют «вторичным»). Маниакальное состояние вызывает бред величия, а депрессия является первопричиной идей самоуничижения. Другой довод в пользу теории единого психоза - то обстоятельство, что между шизофренией и маниакально-депрессивным психозом существуют промежуточные, переходные формы. Причём не только с точки зрения продуктивной, но и с точки зрения негативной, то есть определяющей диагноз заболевания, симптоматики. Для таких переходных состояний существует общее правило, которое гласит: чем больше в эндогенном заболевании расстройства аффекта по отношению к продуктивному расстройству мышления, тем последующий дефект (специфическое слабоумие) будет менее выражено . Таким образом, шизофрения и маниакально-депрессивный психоз являются один из вариантов течения одного и того же заболевания. Только шизофрения - это самый злокачественный вариант течения, так как она приводит к развитию выраженного слабоумия, а маниакально-депрессивный психоз самый доброкачественный вариант течения единого эндогенного заболевания, так как в этом случае дефект (специфическое слабоумие) не развивается вообще.

Методы лечения

Основные методы

• Психофармакотерапия

Другие

Критика

Литература

• Практикум по психиатрии: Учеб. пособие. Под ред. проф. М. В. Коркиной. 5-е изд., испр. - М.: РУДН, 2009. - 306 с. ISBN 978-5-209-03096-6 Перечисленные ниже книги имеются в Интернете в открытом доступе:
• Бухановский А. О., Кутявин Ю. А., Литвак М. Е. Общая психопатология. 3-е изд. М., 2003.
• Жариков Н. М., Урсова Л. Г., Хритинин Д. Ф. Психиатрия: Учебник - М.: Медицина, 1989. - 496 с: ил. (Учеб. лит. Для студ. мед. ин-тов. Сан.-гиг. фак.) - ISBN 5-225-00278-1
• Жариков Н. М., Тюльпин Ю. Г. Психиатрия: Учебник. - М.: Медицина, 2000. ISBN 5-225-04189-2
• Каннабих Ю. В. История психиатрии. - М.: АСТ, Мн.: Харвест, 2002. - 560 с. ISBN 5-17-012871-1 (АСТ) ISBN 985-13-0873-0 (Харвест)
• Коркина М. В., Лакосина Н. Д., Личко А. Е. Психиатрия: Учебник. - М.: Медицина, 1995. - 608 с. ISBN 5-225-00856-9 Коркина М. В., Лакосина Н. Д., Личко А. Е., Сергеев И. И. Психиатрия: Учебник. 3-е изд., доп. и перераб. - М., 2006.
• Руководство по психиатрии. Под ред. Г. В. Морозова. В 2-х томах. - М., 1988.
• Руководство по психиатрии. Под ред. А. В. Снежневского. В 2-х томах. - М., 1983.
• Руководство по психиатрии. Под ред. А. С. Тиганова. В 2-х томах. - М.: Медицина, 1999. ISBN 5-225-02676-1
• Справочник по психиатрии . Под ред. А. В. Снежневского. - М.: Медицина, 1985

Примечания

1. Гризингер В. Душевные болезни. Петербург: А. Черкасова и Ко, 1875. С. 1.
2. Руководство по психиатрии. Под ред. А. С. Тиганова. В 2-х томах. М.: Медицина, 1999. - Т. 1. - С. 17.
3. Сметанников П. Г. Психиатрия: Руководство для врачей. - Изд-е 5-е, перераб. и доп. - М.: Медицинская книга; Н.Новгород: НГМА, 2002. С. 6.
   • В Интернете доступна только эл. версия 1-го издания этого руководства: Сметанников П. Г. Психиатрия: Краткое руководство для врачей. - СПб.: изд-во СПбМАПО, 1994.
4. Психиатрия: Учебное пособие для студентов медицинских вузов. Под ред. В. П. Самохвалова. - Ростов н/Д.: Феникс, 2002. - С. 13.
5. «История психиатрии» Ю. В. Каннабиха , гл. 18:2 (см.: Каннабих Ю. В. История психиатрии. - М.: АСТ, Мн.: Харвест, 2002. - С. 235). Каннабих транскрибирует фамилию немецкого психиатра как «Рейль».
6. Каннабих Ю. В. История психиатрии. - М.: АСТ, Мн.: Харвест, 2002. - С. 235.
7. Коркина М. В., Лакосина Н. Д., Личко А. Е. Психиатрия: Учебник. - М.: Медицина, 1995. - С. 5.
8. Первомайский Б. В., Карагодина Е. Г., Илейко В. Р., Козерацкая Е. А. Категории болезни, здоровья, нормы, патологии в психиатрии: концепции и критерии разграничения.
9. Руководство по психиатрии. Под ред. Г. В. Морозова. В 2-х томах. М., 1988. - Т. 1. - С. 11.
10. Меграбян А. А. Общая психопатология. М.: Медицина, 1972.
11. «Психиатрия общая» - статья в кн.: Блейхер В. М., Крук И. В.
12. См. об этом: Снежневский А. В. Общая психопатология: Курс лекций . - М.: МЕДпресс-информ, 2001. С. 8; Меграбян А. А. Общая психопатология. М.: Медицина, 1972. С. 5-6.
13. Жариков Н. М., Тюльпин Ю. Г. Психиатрия: Учебник . М.: Медицина, 2000. С. 21.
14. См.: Марилов В. В. Частная психопатология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. - М.: Академия, 2004. - 400 с. ISBN 5-7695-1541-4
15. Блейхер В. М., Крук И. В. Толковый словарь психиатрических терминов / Под ред. Бокова С. Н. В 2-х томах. - Ростов-на-Дону: «Феникс», 1996.
16. Жариков Н. М., Урсова Л. Г., Хритинин Д. Ф. Психиатрия: Учебник - М.: Медицина, 1989. С. 250.
17. БСЭ. Психиатрия
18. Психиатрия: Учебное пособие для студентов медицинских вузов. Под ред В. П. Самохвалова. - Ростов н/Д.: Феникс, 2002. - 576 с. ISBN 5-222-02133-5
19. «Миф душевной болезни» Почетный профессор психиатрии Томас Сас
20. Manning N. The therapeutic community movement: charisma and routinization . - London: Routledge, 1989. - P. 1. - 246 p. - ISBN 0415029139
21. Kittrie N. The right to be different: deviance and enforced therapy . - Johns Hopkins Press, 1971. - 443 p. - ISBN 0801813190
22. Conrad P., Schneider J. Deviance and medicalization: from badness to sickness . - Temple University Press, 1992. - P. 36. - 327 p. - ISBN 0877229996
23. Кириленко Г. Г., Шевцов Е. В. Фрейдизм и неофрейдизм // Философия . - М .: Эксмо, 2003. - 672 с. - ISBN 5-09-002630-0
24. Marneros A. Late-Onset Mental Disorders . - RCPsych Publications, 1999. - С. 17. - 200 с. - ISBN 1901242269
25. Каннабих Ю. История психиатрии . - М .: АСТ, 2002. - 560 с. - ISBN 5-17-012871-1
26. Позитивизм (рус.) . Архивировано из первоисточника 23 августа 2011. Проверено 18 марта 2011.
27. Thiher A. Revels in Madness: Insanity in Medicine and Literature . - University of Michigan Press, 2005. - 368 с. - ISBN 0472089994
28. Блонский П. К критике фрейдистской теории детской сексуальности (рус.) // Республика : cборник. - М ., 1994.
29. Engstrom E.J. Emil Kraepelin: psychiatry and public affairs in Wilhelmine Germany (англ.) // History of Psychiatry . - Т. 2. - № 6. - С. 111-132. - DOI :10.1177/0957154X9100200601
30. Cromwell A.L. Assessment of Schizophrenia (англ.) // Annual Review of Psychology : сб.. - 1975. - Т. 26. - С. 593. - DOI :10.1177/0957154X9100200601
31. Colucci M., Di Vittorio P. Franco Basaglia: portrait d"un psychiatre intempestif . - Érès, 2005. - 230 p. - ISBN 2749204909
32. Гуссерль Эдмунд (1859-1938) (рус.) . Архивировано из первоисточника 20 августа 2011. Проверено 20 марта 2011.